Андрей Васильев - Снисхождение

Дома. Я уж не помню, когда в последний раз был именно дома. Я вообще не представляю что там творится.

— Не в курсе — как там мои родители? — задал я Азову вопрос, на который раньше мне все времени не хватало.

— Отдыхают — Азов заулыбался — Не поверишь — но скоро снова выиграют три бесплатные недели. Везет же некоторым!

— Нормальный человек засомневался бы в своей удаче — я представил лицо мамы, которое будет у нее при этой новости — Но не мои. И не россияне в целом. Халява — она и есть халява.

— На то и расчет — поддержал меня Азов — Ну все, бывай.

В этот момент дверь открылась и в палату въехала тележка с кастрюлями и чайниками.

— Обед — зычно сообщила золотозубая женщина в условно — белом халате — Мужчина, вы чего здесь? Посещение с пяти!

— Ухожу — ухожу — заверил ее Азов, повел носом, наклонившись к кастрюле и, глянув на меня с сомнением покачал головой — Странно, вроде не четверг.

— Я есть не хочу — верно понял его я.

— Рыбный суп — почему‑то обиделась тетка — С горбушей. И котлета, тоже рыбная, с пюрешкой.

— Мне нельзя — показал я пальцем на пупок — Мне кишки того… Апельсинку хотите?

Я человек смелый, но эту самоходку сразу побаиваться начал.

— Эх, москвичи — тетка цапнула один апельсин с тумбочки — Зажрались!

И, прихватив еще один экзотический плод, покинула палату, покрикивая вслед уходящему Азову -

— Ходят, ходят. А кому‑то потом полы мыть!

А я остался один.

Вот ведь как бывает — в обычной жизни мы, бывает, произносим не подумав довольно глупые слова вроде: 'Хоть бы в больницу попасть, отоспаться'. Вот, я попал — и чего? Больше, чем положено не поспишь. В смысле — отсыпаешься быстро, а потом что делать? Ну, в моем случае хоть телевизор есть — но это тоже не панацея. В результате — скука смертная.

Ладно, еще днем — мне Вика раза три звонила, Зимин объявился, здоровьем поинтересовался, потом еще Валяев нарисовался, рассказал, что Ядвига сначала долго радовалась, узнав, что я вроде как помер, а потом запечалилась, проведав, что это не так.

И за что она меня так не любит? Я же в 1939 в дележке Польше не участвовал, и родственники мои тоже.

А Костику я сам позвонил. Извинился за то, что так вышло с выездом на природу и попросил приглядеть за моим аккаунтом — штрафы за неявку в родимый клан никто не отменял пока. Зла он на меня не держал и обещал все сделать.

А вот ночью все совсем было печально. За окнами — темнота и снег, спать неохота, потому как организм свое получил и больше положенного ему не надо.

Я, постанывая (все‑таки больно — и вставать, и ходить) сполз с койки, покурил, открыв форточку и, поняв, что не усну, совсем загрустил.

Было хотел телевизор включить, но в здании больницы стояла тишина, и мне стало как‑то не слишком удобно это делать — кто знает, что здесь с акустикой? Включишь его — и примчится ночная сестра, а за ней пяток болящих с костылями, выяснять, кто тут людям спать не дает. Костыль — это страшное оружие, тем более, что коллеги по несчастью меня заранее не любят — их там по восемь в палате лежит, а я, буржуй, один тут обитаю. Чего меня любить?

В результате мне только и осталось, что лежать, глазеть в потолок, щелкать курком пистолета (черт, ну как же приятно держать в руках оружие. Есть в этом что‑то сакральное) и думать о всяком разном.

Например — о том, что про Ташу я мог бы и сам догадаться. Это ведь она тогда настаивала на том, чтобы призом в каком‑то из конкурсов было посещение 'Радеона'. Хотя… Чушь это все. Теперь, зная кто она есть, проще всего подогнать под нее воспоминания, превратив их в факты. Была бы не ее месте Соловьева — я бы вменил ей в вину чрезмерную ретивость, расценив ее как желание подобраться поближе к эпицентру событий.

Субъективно это все. Это все равно как искать у себя симптомы заболевания сверяясь с статьями в интернете. Всё найдешь, и даже еще сверх того.

А мне ее жалко. Серьезно. Ну да, по идее она мой недоброжелатель, это так. Но все равно — жалко. Мало ли, как она попала в этот круговорот? Может, выбора у нее не было, загнали в угол, как меня.

Я не склонен к толстовству и вторую щеку подставлять под удар не буду. Я и первую не подставлю, не хватало еще. Но и в роли роковой женщины, Маты Хари московского разлива, эту девочку представить я тоже не мог. И меньше всего хотел, чтобы она попала в такую ситуацию, где с ней все‑таки будет общаться Азов или его молодцы.

Впрочем, предупреждать ее ни о чем я не стану, не хватало еще. Тут гуманизм встанет на одну плоскость с моей безопасностью. Второе — важнее.

С Таши мысли перескочили на игру, в которой наверняка происходило много всего разного. Например — Кро скоро начнет рвать и метать. Я же обещал появиться к воскресенью, а по факту — пес его знает, когда теперь возникну.

Да Кролина — это ладно, поссоримся — помиримся. Вот сбор вождей гэльтских кланов — он и вправду не за горами. Помнится, тогда шла речь о полутора неделях, так сколько от того времени осталось? Немного. А если я это дело прозеваю, то квесту конец, без вариантов. Я столько времени на это положил, и вот так все пустить коту под хвост? Жалко. Главное — осталось то всего ничего — народ взбаламутить да в нужном направлении волну его гнева пустить. Ну, и самому половить рыбку в мутной воде.

И самое главное — третья печать. Гора Айх — Марак и то, что меня ожидает на ее вершине. Кстати — вопрос — что меня ожидает на ее вершине? Чего ждать от Повелителя снегов?

А еще — не взять ли мне с собой туда ребят из клана? Почему бы и нет? Ну, в замок Повелителя снегов я их с собой не потащу, а на вершину — запросто. Если там нет какого‑нибудь деяния, я очень удивлюсь. Опять же — проверим их в деле. Как там? 'Парня в горы тяни, рискни'? Все верно сказал великий поэт, вот там и поглядим, что к чему.

Одно хорошо — хоть в этом направлении надо мной не каплет, нет там временных ограничений. Точнее — они есть, но более щадящие, я и так с опережением графика иду.

Тут мне стало совсем тоскливо, да еще ветер за окнами выть стал. И еще — жалко себя стало. Не очень сильно — но все же. Сложно сказать, в какой конкретно плоскости, скорее — так, вообще. Все люди спят у себя дома, а я валяюсь тут, в больнице, которая вообще невесть где находится. Я же ее даже со стороны не видел — меня сюда беспамятного привезли. Случись чего — даже не знаю куда идти, где тут вокзал. Хотя это, по ходу и не проблема — язык до Киева доведет. Тем более что до такого вряд ли дойдет.

За дверью послышались шаги — кто‑то шел по коридору и остановился у моей палаты — в тусклом свете ночных ламп, в щели под дверью, была видна тень от ног этого человека.