Таня Воробей - Жирафа

Она вышла на улицу, окунулась в промозглый весенний день, и её грусть неожиданно обернулась злостью. Она злилась на всех - на отца, на Жирафу, но больше всего - на писателей и режиссёров, которые пишут такие трогательные книги и снимают душераздирающие фильмы. В книгах всё по-другому, чем в жизни; в них говорится о том, что не всё измеряется деньгами, что люди способны совершать нелогичные поступки во вред себе, если кому-то другому это может принести счастье. Писатели как будто сговорились навязать всем мысль о том, что существует Большая Настоящая Любовь, ради которой люди бросаются на амбразуру, со скалы, в омут с головой. Только вот зачем они так изоврались? Зачем манят несбыточным? Зачем разрывают сердца читателей придуманными историями, когда в жизни есть всё, что угодно, кроме этой недосягаемой, фантастической любви?

Если бы не было ни книг, ни фильмов, было бы легче. Тогда можно было бы не чувствовать своей обездоленности и убожества. Можно было бы сказать себе: "Ничего, что твоя жизнь проходит бездарно - у всех так".

Так нет же - отравили мозг дурацкой мечтой, поманили и обманули.

И вот все люди пыжатся, изо всех сил стараются из обрывков фраз, из случайных жестов слепить себе некое подобие Большой Настоящей Любви, чтобы быть не хуже, чем все остальные. Читают лирические стихи, воруют жесты и слова у героев фильмов, и думают, что молодцы.

Нет, Вика решительно отказывается принимать участие в этом массовом, марафонском забеге за Большой Иллюзией. Ей хорошо известно, что любви нет, потому что любовь умерла вместе с Ромео и Джульеттой. Есть всё что угодно влечение, симпатия, иногда даже понимание, но любви - и след простыл.

Замёрзшими руками она расстегнула сумку и достала телефонную карту. Ну и пусть любви нет, это не может ей помешать встретиться с Владом.

- Алё? - сквозь сильные помехи донёсся его голос. Вике не нравилось, когда говорили "алё". Папа, снимая трубку, спрашивал "да?" или "я слушаю", а она сама говорила "алло".

- Влад, привет. Это я.

- Алё. Алё, - продолжал бессмысленно выкрикивать он.

Вика совсем забыла, что нужно нажать на кнопку, чтобы её стало слышно.

- Это я. Привет.

Она старалась говорить весело, без напора, чтобы он не догадался, что ей больше некому позвонить.

- Вика? - не понятно, чего больше в голосе - удивления или радости. Это ты?

"Пожалуй, всё-таки удивления", - отметила про себя Вика.

- Я. Ты занят?

Пускай скажет, что занят. Чем хуже, тем лучше.

- Нет, совсем нет. А ты где?

- На улице. Гуляю.

Мимо проехала красная машина, бибикая от радости быстрого передвижения, взвизгнула тормозами на повороте.

- Слышу, что на улице, но где именно?

- На улице Надежды, - ответила Вика, тревожно оглядываясь. В двух шагах от неё топтался какой-то мужчина с букетом гвоздик, нервно теребя в руках телефонную карту. - Тут хотят позвонить, не могу долго разговаривать.

- Ладно, давай. - Вот сейчас они попрощаются, он повесит трубку, и всё. - А, может, зайдёшь?

- К тебе?

Он засмеялся.

- К кому же ещё? Заходи. Слышу, как носом хлюпаешь. Ещё простудишься.

- Уже иду, - она не могла, да и не хотела сдерживать свою радость. Ставь чайник, я совсем окоченела.

Выходя из телефонной будки, она с непонятным превосходством посмотрела на мужчину с гвоздиками. Судя по взволнованному лицу, его никто не ждал. Даже наоборот - он ждал, а она не пришла. И с гвоздиками он никому не нужен. А её, Вику, ждали, да ещё как.

Он открыл дверь сразу, она даже не успела нажать на кнопку звонка.

- Ты меня в глазок увидел? - она стянула шапку, ища глазами зеркало, чтобы поправить примятые волосы.

- Нет, - он помог ей снять куртку. - С чего ты взяла?

- Не ври, - она достала из сумки расчёску и подошла к зеркалу. - Ты в глазок смотрел.

- И не думал я в глазок смотреть, - он не улыбался.

- А как тогда узнал, что я иду?

- А-а, ты про это... - Он стоял у неё за спиной и смотрел в глаза её отражению. - Услышал, что кто-то топает, как слон. Топ, топ, топ. Ну, думаю, это моя лягушонка в коробчонке едет.

Она приблизилась к зеркалу и щёлкнула по носу его зеркального двойника.

- Сам ты лягушонка. Сам ты - топ, топ. Я так хожу, что и ступенек-то не касаюсь, а ты говоришь - слон.

Она резко обернулась и уткнулась холодным носом в его шею.

- Я замёрзла, - как маленькая пожаловалась она. - Смотри, какие руки холодные. - Она спрятала руки у него подмышками. - Прямо ледышки.

- Тебе нужно выпить чая, - сказал он. - И поскорее.

- Не хочу чая, - она прижалась к нему плотнее. - Тоже мне весна - такая холодрыга.

Не размыкая объятий, они пошли на кухню. Он всё-таки усадил её на стул и, несмотря на протесты, напоил чаем с бутербродами. А Вика, хоть и говорила, что не хочет есть, с аппетитом умяла два с колбасой, два с паштетом и три с красной рыбой.

- Вот глупость, - она кивнула в сторону телевизора, подвешенного на кронштейне в углу кухни. Телевизор работал с выключенным звуком, но обоим было приятно следить за мелькающими картинками.

- Что - глупость?

- Да реклама эта, - она сделала большой глоток и немного обожгла язык. - Только и слышно - "бойтесь седины, страшитесь кариозных монстров"! Можно подумать, что это действительно самое страшное.

- А что самое страшное? - было непонятно, то ли он действительно хочет знать, то ли смеётся над ней.

- Самое страшное - это когда тебе врут. Или предают. Или отказываются от своих слов. Почему об этом никто не говорит по телевизору?

- Потому что от этих напастей нет лекарства, - улыбнулся Влад. - Нет ни такой пасты, ни такого шампуня, которыми можно было бы отмыться от этой гадости.

- Иногда мне кажется, что хороших людей вообще не осталось, - грустно сказала Вика.

- И куда же они подевались?

- Да мало ли куда? - Вика наморщила лоб. - Может, на войне всех поубивало, а может, никогда их и не было.

- Ну, неправда, - он выключил телевизор. - Хороших людей очень много. Очень много, только они редко встречаются.

Вика кивнула и сказала:

- А я из дома ушла.

Это прозвучало так сиротливо и грустно, что Вика чуть не расплакалась. А Влад как будто даже не удивился. Только спросил:

- Хочешь проучить родителей?

Вика пожала плечами.

- Наверное. Только проучила саму себя.

- Не больно-то это здорово, - сказал Влад. - И давно?

- Сутки. У Чижика ночевала.

- А домой хоть звонила?

- Звонила, - Вика вздохнула. - Они знают, что я жива-здорова.

- Очень гуманно с твоей стороны, - усмехнулся Влад. - И долго собираешься им душу мытарить?

- Не знаю, - Вика боялась признаться, что ей очень хочется вернуться домой, но обидно признавать себя побеждённой. - Как получится.

- А, по-моему, пора возвращаться, - сказал он. - Глупо ходить по улицам, когда у тебя есть дом. Хочешь ещё чая?