Журнал "Млечный Путь, XXI век", 4 (41), 2022 - Леонид Александрович Ашкинази
Кроме того, там есть несколько ошибок, которые проникли в этот отчет просто из тогдашнего уровня знания. Например, там упоминается глубина океана, позже было понятно, что это ерунда. Потому что глубина устанавливается сейсмическими измерениями, а они в океане не очень возможны. Сейсмические звукопроводные свойства разные для разных частот, для разных поляризаций, для всего на свете, среды Океана глубоко нетривиальны и их нельзя трактовать так легко и просто. Поэтому соображение о глубине, это очень-очень отдельная тема.
Ну, и надо понимать, что многое там изложено со слов участников событий, и, что касается экспериментов Кельвина и Гибариана с сателлоидом, то это, конечно, ошибка, но не автора отчета, а тех, кто эти эксперименты делал (смешки). Прошу прощения, у вас вопрос? (здесь лектор заметил, что над двумя сиденьями загорелись огоньки, и обратился к студентам). Да, пожалуйста, я вас слушаю или просто напишите. Ну, у меня же вот, коммуникатор лежит, да и в аудитории есть приспособление. Напишите вопрос прямо, у вас на подлокотничке же все есть. Ага, вижу ваш вопрос.
Ситуация такая. Сейсмические измерения тогда велись по традиции, как на Земле. Это, конечно, была ошибка. То есть это не была ошибка, что их вели, была ошибка интерпретации получаемых данных. В том, как надо их вести, разобрались позже, и по сей день очень не до конца. Сейчас сейсмические измерения ведутся, они ведутся сразу в широком частотном диапазоне, с нескольких точек, и это отчасти позволяет корректировать свойства среды. Но только отчасти, это одна из очень серьезных областей. Кто-то из сейсмологов пошутил, что модель сейсмики Океана по сложности будет почти как сам Океан. (смешки) Сейсмику удается калибровать зондами, но опять же не всегда. Зонды не всегда работают, с ними всякие происходят загадочные события тоже, это уже тогда заметили. Солярис, как объект исследований, сложен... именно очень сильной внутренней, и не очень понятной нам, связью разных сторон. Поэтому это предмет для исследования, ой, не самый простой. Но он, его 'не простота' - она специфична. Соляристична... (смешки)
Вот когда я только начинал заниматься наукой, мой научный руководитель говорил, что есть два типа научных задач: когда у нас эффект локализован и нужно очень тщательно, с огромной точностью или в каких-то сложных условиях его исследовать, но сам эффект уже локализован. И есть ситуации, когда мы изучаем не эффект, а объект. А вот объекты бывают простые, в которых эффект локализуется легко или эффекты локализуются легко. А потом дискриминируются, то есть локализуются по-отдельности, выделяется, тоже относительно легко. А бывают, в которых они перемешаны очень тесно, и проблема сначала вообще разобраться, что там, с кем и почему, как связано. Вот Солярис - это вот как раз этого типа. Очень этого типа.
В этом смысле, как бы это вам сказать, это связано... Ваше тяготение к той или иной области связано с вашей личной психологией. Вот Солярис в этом смысле - это крайний случай. Если ваша психология принимает сложную систему, принимает, как объект интереса, то есть не отпадает, не шокируется, не падает в обморок, а наоборот втягивается с удовольствием, с довольным урчанием, тогда это ваше (смешки).
Да, так вот, это мелочи в отчете. А что там было важное, заметьте, там были очень важные три замечания насчет знаменитой сцены с действием снотворного, это опять же со слов Кельвина было записано, с тем, что фантому был не нужен сон, да и на него не действует снотворное. Потом первое это замечание, что нет запаха пота. То есть у Кельвина, по крайней мере, тогда и это не случайно, это не было ошибкой. Кельвин все-таки очень опытный исследователь, весьма серьезный профессионал, и он почти сразу понял, что это имитация. С очками, он, кстати, прокололся, но под таким давлением - это простительно. Вот это очень важный момент. При этом мы не очень хорошо знаем по сей день и, разумеется, никогда этого уже, скорее всего, не узнаем, а где тогда была граница имитации. То есть частично знаем, но частично, всегда же хочется знать больше. Где она была именно тогда - потому, что где она сейчас, мы знаем лучше.
Понимаете, фраза о том, что фантомы содержат, это фраза, которую сказал Сарториус, не Кельвин, что это материализация того, что помнит человеческий мозг, эта фраза не совсем точна. Потому что это материализация, она да, она, конечно, была, но она требовала под собой внутренней некоторой структуры, и мы не знаем какой. И мы не знаем, как Океан это устанавливал, то есть уже в тот момент, в самый первый момент, обратите внимание, в самый первый момент появления фантомов... Не в первый, во второй. Первый - это, конечно, была история с этим самым пилотом, которая была описана одним из исследователей...
Да, я вижу ваш вопрос. Да, вы правы, именно ее в свое время со слов пилота Бартона описал один из исследователей Соляриса, который первый заподозрил эти вещи еще, соответственно, до Гибариана и так далее. Но ему попались материалы Бартона, ну, Арчибальд Мессенджер, мой отец. Он был исследователем... Да, а как вы думаете, почему я этим занялся?
Надо бы мне вам сказать что-то об авторе... Если вы все это знаете, потерпите. Станислав Лем - исследователь Соляриса, из поколения моего отца, автор работ в разных областях физики и кибернетики, в том числе по проблеме ИИ и SETI. Он имел обыкновение не только писать, как все приличные люди, статьи и научные отчеты, но в отчетах иногда затрагивал более широкий круг проблем. Для ученого такое поведение немного архаично, но не уникально, например, Вольфганг Паули, это тоже, кстати, очень интересный человек... он предсказал нейтрино, 'принцип запрета', его теперь называют 'принцип Паули', естественно, нобелевская... многие свои результаты он вообще сообщал друзьям-физикам в письмах... коллеги его называли 'совесть физики'. Но не поэтому. (смешки)
Да, так вот, Лем иногда придавал своим отчетам немного странную литературную форму. Например, писал не от третьего лица, а от чьего-то имени, отчет 'Солярис' написан, например, от имени Кельвина. Да, я вижу ваш вопрос. Отвечаю. Да, я когда-то спросил Кельвина, как его мнение об этом отчете. Он, как мне показалось, немного неохотно признал, что фактическая стороны описана правильно, то есть главные события. Про мелкие детали он сказал, что это не важно, а про мысли и чувства... после паузы повторил, что главное правильно, а мелочи не важны. Ему явно не
