Контраходцы (ЛП) - Дамасио Ален

— Тут что, все задались целью помереть? Вы слышали, что сказала Ороши? Нас ждет худшее! Почему бы нам не остаться здесь? Почему? Что вы хотите себе доказать? А? Что? Вы видели мое плечо? И так со всеми будет!

Ω С тобой-то точно: ты сейчас потеряешь девственность, моя красотуля...

x Я подошла к Кориолис и обняла ее. Ларко посмотрел на меня с завистью — желание оказаться на моем месте буквально осязалось.

— Почему бы нам не остаться за этой стеной, Ороши? — повторила она мне.

— Потому что эта стена рухнет под ударной волной, еще до того, как ее коснется основной вал.

— А деревня, которая стоит за ней?

— Деревня, которая стояла за ней. Нет больше деревни.

— Ее уничтожит? Все эти люди будут...

— Циклонная сигнатура. Крыши снесет, дома разбросает турбулентным хвостом. Пока готовься. Я сама тебе голову замотаю, когда придет время. Ты сейчас контришь внутри Стаи сразу позади меня. Не бойся раньше времени. Просто делай то, что я тебе говорю, и в точности тогда, когда я тебе говорю.

) Снаружи нас ждал буш, пустынный и великолепный в своем красном латеритном одеянии. Примерно по нашему курсу торчали несколько пустынных дубов. В остальном же преобладал хаос: круглое плато, забитое ненадежными насыпями, коварными дюнами, которые взорвет фурвент, и полосами борозд, которые было бы легко преодолеть в затишье — сегодня потенциально смертоносных, ибо послужат руслами для песочных рек. Голгот атаковал плато в лоб — почти бегом вышел на осевую линию гребня и повел трассу. Земля, пока достаточно крепкая для опоры, была слишком холмистой, и крюки намучились из-за неровностей. Пьетро и Эрг иногда отстегивались, чтобы им пособить, но очень скоро это стало невозможным. Теперь нам нужно было действовать быстро, одолеть как можно больший участок за время фазы сламино. Эвкалипты внизу уже пугающе гнулись, какие-то из ветвей обрывало порывами ветра. По знаку Арваля, нашего разведчика, который двигался метрах в ста перед нами, Голгот внезапно нырнул под откос в сторону оврага и утянул туда нас... Через пятьдесят метров он заорал:

— Курс резко вправо! Труп!

— Направо!

— Не останавливайтесь, он мертв!

На склоне лежал какой-то тип, свежие раны которого забило песком. Мне было достаточно взгляда, чтобы понять, что он все еще в сознании: у него еще не остановился взор. Ненадолго: он истекал кровью из бедра и ободрал кожу на плечах и ляжках. Сзади меня Эрг, который не зря был бойцом-защитником, отстегнулся, чтобы перевернуть его, ощупать кости и ножом отскрести раны:

— И что? — Голгот закричал через плечо, не останавливаясь ни на секунду и не сомневаясь, что ответ не заставит ждать.

— Он Косой, наверняка пират! Должно быть, его выкинуло из его песчаной повозки! Потом отнесло блаастом. Не сможет встать и двигаться вперед без колес. На нем татуировка группы, есть риск наткнуться на других! Мне его прекратить?

Это был чисто риторический вопрос. Я сделал несколько быстрых шагов вверх по ветру, пытаясь набрать всю мыслимую дистанцию между ожидаемым мною звуком и собственными ушами. Я оказался недостаточно быстр. Тупой треск молотка по впадине в затылке подтвердил очевидное: Эрг его прекратил.

— Придется остерегаться самой повозки, наверное, она влетела в овраг...

— Если она уже не...

— Ложись!

π В доли секунды вся орда бросается на землю. Из-за излучины оврага вплотную вырастает корпус катящейся колесницы. Он рыскает вправо-влево по грунтовому склону, выстреливая свистящими каменными осколками в подветренную сторону. Повозка ударяется о камень, который выступает в десяти шагах впереди нас. От удара машина взлетает на метр, чтобы упасть позади саней… Чертовски повезло… Ждем несколько секунд. Потом встаем.

— Арваль, на опережение! Арваль!

— Да?

— Ты держишься в пределах видимости вверх по ветру! В случае опасности распускаешь белый лоскут!

‹› Стоило Арвалю выбраться из Стаи, и я обнаружила, что прикрытия стало недостаточно, меня периодически полностью пронизывало ветром. Я мерзла: никак не могла отделаться от впечатления, словно меня разобрали, а потом часть за частью проткнули иглой и приметали на живую нитку. Мои штаны трепало на икрах, на рукавах и шее ткань натянулась, при такой скорости ветра ей не хватало плотности, не хватало непроницаемости. Я завидовала кустам — просветам, которые они устроили себе между ветвями, чтобы пропускать большие клубы воздуха... С самого детства — то и дело одна и та же дурацкая мечта: в такие моменты я хотела бы стать самшитовой изгородью — не нынешним кожаным парусом поперек потока, а гладким стволом даже без корней у подножия, сливающимся с землей...

В овраге внезапно полил ужасный дождь. Бусинки воды, разбивающиеся о мой лоб, расплывающиеся темными кругами на моем синем трико... И тут же он превратился в потоп, капли стали настолько частыми, а ветер настолько сильным, что я на несколько секунд застряла на месте, как галька, перекатывающаяся по дну взбухшей реки. Я отступила, живот подвело от страха, что отцеплюсь...

— Ривек Дар, Арваль!

По зову Голгота Арваль присоединился к Стае, я наклонила голову, все разом напряглись, молча, не сговариваясь — инстинктивный рефлекс стадного животного. Мы не выберемся поодиночке, никто, даже Гот, мы были просто кучкой хрупкой движущейся плоти, спаянной в блок, разъединившись же — почти ничем, хрупче надтреснутой деревяшки, готовой расколоться под порывом, опилками перед дуновением. И все это знали, и лучше остальных — Пьетро и Сов, которые добрую половину времени проводили спиной к дождю, лицом к нам, чтобы получше жестами и голосом связать Таран — Таран со Стаей, Блок с крюками, — порой лишь взглядами, несколькими словами, несущими порядок, ритм или симпатию.

π Очень скоро все раскисает. Латеритная глина ничего не впитывает. Голгот вытащил нас из оврага, он сильно забирает в сторону, бросает Арваля обратно на разведку. Но он не может уйти от месива, которое накапливается под нашими кошками. Дождь усиливается. Как и ожидалось, ветер ускоряется. Вязнем в глине. Наша одежда, совершенно промокшая, липнет к суставам. Когда мне все же удается раскрыть глаза, я не вижу почти ничего успокаивающего. Только зеленые клубки перекати-поля придают материальность пространству. Мы наталкиваемся на них, мы пробираемся сквозь них, колемся о них. Светлые клоки блестят, ложатся под порывами ветра. Очень отличаются от земли, которая приобрела ржавый цвет. Свет сероватый, мутный. Голгот прокладывает трассу примерно на восток-юго-восток. Он ведет нас у края гребня, на полпути вниз по дюне, ищет встречный ветер...

— На девять часов бродяга!

— Эрг, готовность!

— Дай ему подойти, Эрг, он ранен!

) В нашем поле зрения неясно прорисовался залитый дождем силуэт, почти сложившийся пополам, он шатается. Его толкает удар ветра — слышен отдаленный шлепок... Человек упал, с трудом встал на одно колено — снова тяжело свалился, головой вперед, будто упился в хлам, он оглушен. Попытался продолжить движение на четвереньках, но ветер не дает, он явно не умеет предвидеть порывов ветра — из породы убежищных... Сблизились! Голгот не изменил своего курса ни на йоту, но жестом велел мне выйти из Тарана и посмотреть. Этот довольно высокий парень рискнул сунуться в островок грязи, вот радость какая… Он увидел, что я иду, и положил руку на бумеранг за поясом, но я успокоил его, разведя руки. Из-за шума ливня я вынужден орать:

— Так далеко не уйдете, верно ведь?

— У моей повозки сломалась мачта... У всей эскадрильи поломались...

— Вы Косые?

— Ага... Но не мародеры... Кочевые старатели... Мы собирались поставить решетки на оси Беллини... Попали в бурю... — Парень отвечал мне, не вставая с колен. С волос капала жирная грязь, дождь светлыми красными струйками смывал с его предплечий кровь.