Эффект Медузы - Марьяна Куприянова
3. неразборчивые слова без смысла, грамматически построены верно и напоминают реальные слова неприятной эмоциональной окраски: боль, нарушение, обезглавливание, зубы, лезвие (остальные еще не разобрал); обратить особое внимание;
4. звуки, которые могла бы издавать медуза (?);
5. вой собак – протяжный и ледяной, обладает своим цветом – тошнотворно сиреневым (задействуется синестезия5);
6. тихое посвистывание и легкий звон «шкатулочной» колыбельной мелодии – неотделимы друг от друга;
7. взмахи крыльев бабочки или большой стрекозы;
8. звук, с которым перегорает лампочка (повторяется несколько раз: на секундах 5, 13, 19);
9. звук, с которым из водоема поднимается что-то огромное, выталкивая на себе толщи воды, и при этом издает протяжный глухой вой.
Этот небольшой неполный список стал прорывом колоссальных масштабов. Хеллера зауважали. Словно в награду за титанический труд, совершенный в рекордные семь дней, у него, как и у остальных, начались галлюцинации и носовые кровотечения. Теперь он точно чувствовал себя, как все, стал частью коллектива, такой же шестеренкой, как вечно оживленный Бен.
Никто не рассказывал друг другу, что именно видит, когда их накрывает, но все понимали, что особенно страдают те, кто параллельно работает с видеорядом.
Рано утром Дэйв шел в свой кабинет, чтобы в очередной раз переслушать запись, но как только свернул за угол общего коридора, застыл на месте и опустил руки вдоль тела. Он увидел перед собой чудовищных габаритов паука, настолько правдоподобного, что мог бы различить свои отражения в кучке крупных черных бусин – шести блестящих глаз в два изогнутых ряда. Дэйв видел, как легко колышется из-за вентиляции темный пух на педипальпах гиганта, занимавшего весь проход массивной буро-вельветовой тушей из нелепо сочлененных тонкой перегородкой брюшка и хитиновой головогруди. Хелицеры размером с человеческую руку чуть шевелились, словно умели думать сами по себе, а многосуставные конечности частично упиралась в холодные стены коридора, уже расцарапанные подвижными коготками чудовища.
Это был самый реалистичный паук, которого Дэйв видел в жизни, и в то же время его монструозные размеры размывали границу реальности. Почувствовав, как во рту стало кисло, Хеллер закричал очень громко и протяжно, переходя на подвывание, и заставил себя побежать на онемевших ногах. Коленные чашечки как будто превратились в вату. Он мчался в обратном направлении и хорошо слышал, что его преследуют. Его откачали через двадцать минут внушительной дозой успокоительного внутривенно и запретили сегодня работать с записью, вместо этого предоставив ранние наработки психолога, нейробиолога и программиста, – они взаимодействовали с генератором и охотно поделились материалами. Никто не спросил его, что он видел, но по лицам коллег Дэйв заметил, что страшно перепугал людей, уже привыкших к чужим истерикам. В его случае концентрация оказалась выше.
Погрузившись в предоставленные материалы, Хеллер убедился в том, что они открыли ящик Пандоры, куда никогда не стоило заглядывать, и погрузились туда по пояс. Вспоминая безобидный сон с ногами на лестнице и сравнивая его с гигантским членистоногим, который сидел в коридоре лаборатории и был вполне натуральным, Дэйв вздрагивал от мысли, что увидит его еще раз. Или что-нибудь хуже.
Под действием препаратов ему ничего не снилось, зато кошмары перебрались в реальность, где чувствовали себя вполне вольготно и не интересовались законами здравого смысла.
Минимум раз в день раздавались до костей проникающие визги, мольбы о помощи и грохот, кто-нибудь убегал от невидимого врага, падал в обморок или впадал в шок. Люди были на пределе своих психологических возможностей, невиданным образом находя в себе силы работать и вести исследование дальше, но и это состояние «на грани» превратилось в рутину. Услышав, что кого-то снова накрыло, все оставляли свои дела, чем бы серьезным на тот момент ни занимались, и шли на помощь, как уставшие родители неизменно идут утешить ребенка, испугавшегося монстра в шкафу.
Успокоить человека в таком состоянии было самым важным, и никто не закрывал на это глаза, стараясь оказать действенную поддержку, побыть рядом, просто поговорить. Каждый испытал на собственной шкуре правдоподобие галлюцинаций – вплоть до звуков и запахов. Когда ты встречался с этим один на один, на тебя не действовали слова, что это всего лишь иллюзия. Каждый раз и для каждого из них все было по-настоящему. Именно поэтому они не бросали друг друга.
Вскоре было принято решение по максимуму исключить из обихода опасные вещества и острые предметы, чтобы ни у кого не было соблазна покончить с собой, а это могло произойти в любой момент. Дозы препаратов строго контролировались – никто не мог вколоть себе больше, чем полагалось для рабочего состояния. Несмотря на это, несколько сотрудников сумели найти способ и простились с жизнью, которой не могли больше выносить. Их выбор восприняли с пониманием и легкой завистью. Смерть была сладким освобождением, ведь, даже сбежав из центра, любой продолжал бы помнить о том, что здесь случилось, и видеть галлюцинации и кошмары до конца жизни.
Сдвинутую после столкновения с феноменом психику уже нельзя было вправить на прежнее место, как сустав или кость. Все это понимали и самозабвенно продолжали работу, находя в этом и утешение, и боль. Если исследования приведут к чему-то полезному, то цель оправдает средства.
Пока Дэйв изучал материалы, те, кто работал с видеорядом, используя его список, составили посекундную таблицу соотношения визуального и аудиального компонентов сна. Со скрипом зубов удалось нащупать хронологию событий и звуков внутри кошмара, который нельзя воспринимать в цельном виде. Пока что это не давало значимых результатов.
Ушло еще несколько дней на то, чтобы Дэйв ознакомился с видеорядом, что вышло далеко не с первого раза. После первого просмотра сменяющих друг друга картинок лингвист долго приходил в себя. У него не получалось не только произнести что-либо, но и помыслить. Когда разум рассеялся, пришло осознание: он как будто увидел концентрированную выжимку всех кошмаров, что когда-либо снились людям. В видеоряде не было чего-то столь пугающего, как паук, который гнался за ним по коридору, однако эволюционные алгоритмы поведения кричали, что нужно крепко зажмуриться, чтобы не наблюдать быструю смену неприятных образов, от которых психика плавится, точно пластмасса в огне.
Попытки обнаружить и изучить внутренний механизм сна, который отвечает за взаимодействие картинки и звука, были тщетны. На руках имелся только факт – увиденное и услышанное некой силой сплавляется в тошнотворное монолитное ощущение, которое быстро и бескомпромиссно выводит организм из строя: сначала обрушивается чувство страха, начинается паническая атака, постепенно по телу разливается паралич, и мечущийся от ужаса человек медленно застывает, словно каменный. В этом состоянии у него отказывают органы, взрываются глазные яблоки и сосуды, происходят обширные кровоизлияния.
Аудиовизуальная
