Яна Дубинянская - Лестничная площадка

— Поженились, а на другой день прикупили участок под застройку и под сад. Сад тогда же заложили. Персики, тут их никогда раньше не выращивали. Старый Хиггинс клялся, что не приживутся, а приживутся — так выродятся… Я теперь ихним ребятишкам каждый год по два ведра на брата посылаю.

Знает или не знает? Стивен, у которого уже совсем поседела борода Авраама Линкольна. И прошла целая жизнь со времен их последнего общего дня рождения. Жена, персики, осенние листья, рассыпанные по двору… Не знает? Или сознательно противопоставляет свои бутафорские сокровища его слишком настоящему краху? Празднует победу, хоть и запоздалую.

Сильное желание… Он чувствовал себя виноватым — нет, слабо: предателем, преступником все эти годы, — а теперь даже то ощущение ускользает на второй план… Знает?!

— Урожай — в июле, вот если бы ты тогда приехал… Персы — с мой кулак! Ничего, сейчас будем чай пить с вареньем, вот только жена вернется… Она сегодня не на работе, в саду возится.

Он выпрямился, приставил широкую ладонь рупором ко рту и позвал:

— Кэти!

Миг тишины.

Взревела оглушительным жужжанием одинокая муха — в мире, где в одночасье вымерли все звуки. Еще секунда абсолютной глухоты. Это — все. Он не перенесет. Впрочем…

Он мог бы и догадаться. Кэти. Конечно, а как же иначе?

…Стояла точно такая же осень, только теплее, в тех местах все времена года были если не жаркими, то просто теплыми. Кэти — на скамейке, ярко-синий короткий плащ среди лимонных листьев. И ее ноги — немыслимо длинные стройные ноги в чулках чуть поджаристее телесного цвета, скрещенные и подобранные под самую скамью. Эти ноги делали ее на голову выше Чарлза, что одно сводило на нет все его и без того гипотетические шансы. Но теперь, когда он стал мэром!.. Теперь, когда исчез Стивен…

Все думали, что она уедет с ним — а она осталась. Она собиралась окончить колледж, получить учительский диплом и возможность продолжать образование… по крайней мере, она говорила так всем. Не все одобряли, но все верили. Что ж тут удивительного, что поверил и он? Молодой, не уродливый, уверенный в своих силах, добившийся блестящего успеха на первой ступени лестницы, которую собирался штурмовать до самого верха!

И влюбленный.

Он опустился рядом с ней на скамейку, неловко прижав край скользкого синего плаща, отодвинулся, заговорил. Смешно, сам себе он казался таким убедительным… За последние месяцы он настолько натренировался в ораторском искусстве, что никого не считал способным составить себе конкуренцию. А эта речь была настоящим экспромтом, в общих чертах и аргументах основательно подготовленным, но оживленным стихийными моментами, драматическими и смешными, трогательными, самокритичными, блестящими! Эта девушка с умопомрачительными ногами, с которой они дружили чуть ли не с раннего детства, которую все в их компании привыкли считать безраздельной собственностью Стивена, она должна была проникнуться… Понять, что сейчас к ее ногам брошены не просто рука и сердце какого-то Чарли, а все радости и привилегии, положенные супруге успешного политика, уже сегодня мэра города, а в будущем… Что это ее, Кэти, рано или поздно титулуют Первой леди страны. Он хорошо говорил. Эту речь стоило бы занести в хрестоматии для школьников. Как достойную альтернативу слишком короткой, а потому зыбкой и рискованной фразе: «Я люблю тебя»…

Кэти вертела в руках резной кленовый лист и в такт плавным убедительным словам обрывала его между прожилками. Когда Чарлз поставил последнюю точку, в ее пальцах остался только скелет этого листа. Кэти бросила его под ноги и повернула голову.

Она не должна была говорить «да». Хотя бы «может быть». Или «мне надо подумать». Если бы она сказала это, его жизнь не превратилась бы в длинную цепочку поражений, замаскированных под победы. Своим «может быть» — даже если бы оно так и не трансформировалось в «да» — она уничтожила бы груз вины, который уже тогда давал себя чувствовать. Вины нет, если нет человека. А Стивен навсегда перестал бы существовать, если бы она тогда сказала просто: «Мне надо подумать»…

Но она сказала другое:

— Я, наверное, скоро увижу Стива… Передать ему от тебя привет?

И еще:

— Прости меня, Чарли…

Удаляющийся синий плащ на фоне желтой аллеи.

…Она снова была в синем — яркое пятно спортивного костюма, вынырнувшее из-за вереницы коротких стволов багряно-рыжих плодовых деревьев. Она была такая же стройная, пожалуй, она даже немного похудела и теперь тоже чуть-чуть напоминала Дон Кихота. Чарлз машинально отступил на несколько шагов в сторону, откуда-то возник нелепый панический страх встречи — спрятаться, уменьшиться, стать невидимым!.. Хотя бы на первые несколько секунд…

И в первые несколько секунд Кэти его не заметила. Она видела только Стивена, стремилась только к нему — легкие быстрые движения длинных-длинных ног внутри мешковатых штанин — и с разбегу прижалась лбом к его груди. Она всегда так делала. Она всегда принадлежала Стивену, это было правильно и нормально, усомниться в этом было не менее странно, чем не верить в закон всемирного тяготения…

А он усомнился. Тогда, на скамейке. И, естественно, проиграл.

И с тех пор привык проигрывать.

— У нас гость, — в голосе Стивена прозвучала шуточная укоризна. — Хоть бы поздоровалась, что ли…

Кэти повернула голову прямо на его груди. Конечно же, здоровая, загорелая, улыбчивая, совершенно молодая. Как следует удивленная.

— Чарли?!

— Он приехал в отпуск, — гордо объявил Стивен. — К нам! Вот что значит глава державы, который способен распоряжаться всем, в первую очередь самим собой. Держава подождет, правда, Чарли?

Не может быть, чтобы он действительно ничего, до такой степени ничего не знал. Но тогда — это было не просто торжество неожиданной, свалившейся с неба победы. Это была пляска на костях. Не просто жестоко — чудовищно, недостойно не то что бившего друга — любого мало-мальски великодушного человека. Это нивелировало, швыряло в грязь, делало стыдным и нелепым чувство вины, которое висело все эти годы на плечах, которое сдвинуло, в конце концов, ту чертову стрелку!

Кэти. Она, наверное, тоже знает…

Синяя фигурка отлепилась, наконец, от груди Линкольна-Дон Кихота.

— И ты не придумал ничего лучшего, чем заставлять гостя собирать дрова, Стив? Узнаю, это на тебя похоже. Идем, Чарли, покажу тебе, как мы устроились, а этот медведь пускай доделывает дело. Да, Стив, мне не нужны эти щепки посреди двора. Закончишь — присоединяйся к нам.

Она была по-прежнему на голову выше — конечно, почему бы и нет. А руки стали горячие и сухие, — а ведь когда-то она комплексовала из-за влажных ладоней… Климат, наверное. Или возраст.