Сергей Гатаулин - Вирусапиенс

Анатолий ударил добротно, но не злобно, вложив в удар ровно столько силы, сколько нужно для того, чтобы оглушить противника. Однако Медведь, не уступающий молодому человеку в росте и ширине плеч, оказался на редкость слабым и надолго погрузился в бессознательную дрёму. Потёртая кожаная шапка слетела с головы.

— Профессор? — широко распахнув глаза, выдохнул Анатолий, всматриваясь в знакомое лицо.

Девица, получив временную свободу, потянулась к поясу, но Анатолий, вновь перехватил её руку.

— Галочка! — подчеркнуто вежливо произнес он. — Я по вашей терминологии — разумчек, и со мной лучше договариваться, чем воевать.

Ощупывая ухо, он с удивлением обнаружил, что плейт исчез, но там, где ушная раковина переходит в слуховой канал, появилась небольшая опухоль.

— Что это, и где мой плейт? — прорычал он.

Рыжеволосая, подозрительно знакомая пленница попыталась вырваться. Несколько раз дернувшись, она успокоилась, поняв тщетность усилий.

— Без этой игрушки в ваших краях полиция достает, — пояснил он, отпуская тонкие руки незнакомки.

— Вы не очень-то похожи на одурманенного плейтом творчека.

Галочка прищурилась, коснулась уха телохранителя, резко отдернула руку, сжав при этом полные губки, благодаря чему стала похожа на маленькую испуганную девочку.

— Зачем вам гипноиндуктор?

Сзади — там, где пребывал «Медведь в отключке», — послышался осторожный шорох.

«Пробудился хищник, — решил Анатолий, стараясь не выказывать своей готовности к бою. — Попробует или нет?»

— Кха! — невидимый Медведь вытолкнул воздух из груди.

В поле зрения напрягшегося телохранителя возник квадратный башмак. Удар был прицельный — прямо в висок, но пришелся в пустоту. Анатолий на секунду исчез с глаз противника, чтобы тут же появиться за его спиной.

— Ну вот и славненько: решился, попробовал! Медведь должен быть хищником, — произнёс молодой человек, слегка коснувшись плеча атакующего.

— Как вы себя чувствуете, Дмитрий Степанович? — спокойно поинтересовался он, быстро смещаясь в сторону. Однако ожидаемого удара не последовало.

Медведь развернулся лицом к противнику и испуганно замер.

— Кто ты? Откуда знаешь? — забормотал двойник профессора. Напрягся, устремляя взгляд вглубь себя, как если бы искал ответ на свои же вопросы, но вместо этого мыслитель родил самый правильный вопрос:

— Откуда ты? — выдавил он.

Анатолий вспомнил розовый асфальт, клоунов-милиционеров. Усаживаясь на трубу коллектора, он устало произнес:

— Меня больше интересует, где я?

Плечи телохранителя поникли, голос затих, взгляд опустел.

Время замедлилось. Растягивая мгновенья в минуты, оно превратилось в тягучий сироп, в котором маленькой безвольной мушкой барахталось ускользающее сознание.

Собрав остатки воли в кулак, профессор схватил своё «Я» за хвост и быстро вытащил его на поверхность сознания. И пока его внутренняя сущность не исчезла, открыл глаза.

Он лежал на заснеженном асфальте, рядом со своим автомобилем. Выглянув из-за колеса, в которое он уперся головой, профессор решил, что бредовое беспамятство ещё не отпустило до конца.

Невысокий мужчина лет тридцати, обмотанный куском простой материи, стоял посреди двора и как-то лениво смотрел на мечущееся около машин безумное существо, лишь отдаленно напоминающее человека.

Лёгкая накидка, светлые кучерявые волосы, волнистые бородка и усы. Проницательные глаза, пылающие внутренней силой. Стоп! Один глаз едва заметно отличается: он как бы новее и ярче другого. Словно его только что вставили в пустую глазницу.

«Виремельян!» — догадался Медведев, рассматривая преобразившегося молодого человека.

Подлечивший чужое тело, Вирусапиенс невозмутимо наблюдал за прыгающим вокруг него живым комком концентрированной ярости и бессильной злобы. Он улыбался. Сияющая аура, окружавшая его тело, вспыхивала каждый раз, когда в неё впивался ветвистый разряд.

Выстреливая черные молнии размазанное в воздухе пятно, на мгновенье остановилось.

Профессор вздрогнул наталкиваясь на нечеловеческий взгляд Коваля Ивана Васильевича, вспомнив о своем положении, поторопился подняться на ноги.

Злобная маска исчезла, полковник завертелся волчком и подскочил в воздух, заискрился, превращаясь в энергетический сгусток. Ударил огненным смерчем в разинувшего рот профессора.

Реакции Медведева едва хватило, чтобы рухнуть на землю, приняв ставшее привычным положение «упор лёжа».

Четырёхколесный «Боливар» обиженно взвизгнул, принимая на себя удар пылающей струи, и засветился, стекая расплавленным металлом на заледенелую землю. Светящаяся лужа быстро провалилась под закипающий снег.

События развивались настолько быстро, что профессор просто не успел испугаться. Выкатываясь из клокочущего облака пара, он громко закашлялся и быстро отыскал взглядом фигуру Виремельяна.

Тот вскинул руку в направлении мелькающей тени, и бывший полковник спецслужб замер, распятый в воздухе.

«Опасность миновала, — решил Медведев, приближаясь к Ковалю и удивляясь переменам, произошедшим с ним с момента их последней встречи.

Обычно ухоженные темные волосы засалились, поредели до бросающихся в глаза залысин. Изящный клинышек бородки превратился в длинную, реденькую мочалку. Лицо осунулось, болезненно пожелтело. Испуганные глаза запали, удивленно взирая на мир, словно видели его впервые, нос ещё более заострился.

Виремельян задумчиво посмотрел в светящиеся ненавистью глаза полковника, словно решая, что с ним делать дальше. Через мгновение он махнул рукой, и Коваля Ивана Васильевича не стало, словно никогда и не было. Он исчез, с громким хлопком растворившись в раскаленных клубах сгустившегося и ставшего непрозрачным воздуха.

— И где он теперь? — как бы между прочим спросил профессор, обходя остатки былой роскоши — некогда нового и модного «Пассата».

Задав вопрос, Медведев в очередной раз почувствовал себя полным идиотом. Неприятное и непривычное ощущение разозлило обладателя множества научных премий.

« Не слишком ли часто?» — спросил он себя, но через мгновенье забыл и посетившее его чувство, и заданный им вопрос.

— Я тут на днях столкнулся с одной интересной книжкой, и вот что в ней пишут, — улыбнулся Вирусапиенс и процитировал: — Когда же царь вернулся в Москву из Александровской слободы, созвав духовенство, бояр, знатнейших чиновников, вышел к ним объявить об опричнине, многие не узнали его. Иоанн постарел, осунулся, казался утомленным, даже больным. Веселый прежде взор угас, густая когда-то шевелюра и борода поредели.