И. Штефан - Путь к звездам

Несколько минут царило полное молчание. Затем биолог, который постепенно приходил в себя после пережитого волнения, спросил Матея, переводя разговор на другую тему:

— Ну, а что скажет наш начальник? Как идут приготовления для посадки на Марс? Я жду не дождусь, чтобы увидеть, какую физиономию скроит Скарлат, когда мы познакомимся с первыми существами на Марсе. — Мы почти готовы. Я сообщил вчера и станции связи на Гепте стадию, в которой мы находимся. “Чайка” починена, гусеницы на месте, пневматические лодки и другие установки, брошенные нами на Венере, снова пополнены.

— Так… прекрасно! — одобрил профессор. — И я тоже наладил все нужное для новых астробиологических исследований. Увидит Скарлат, кто из нас прав. Скажи-ка мне, Матей, его пророчество об этой встрече с роем метеорических тел за орбитой Марса не специально ли выдумано им, чтобы нас напугать?

— К сожалению, нет. Обсерватория искусственного сателлита подтверждает его расчеты. Она извещает нас также, что в марте месяце появится комета, которая пройдет на расстоянии в несколько десятков тысяч километров от Коперника.

— Значит, на безопасном для нас расстоянии?

— Что касается кометы, да. Но нам придется пройти через весь метеорический рой. Именно поэтому я ускорил приготовления к этапу на Марсе. У нас будет достаточно времени, чтобы изучить меры, которые следует принять.

Я запросил через Гепту и другие исследовательские институты на Земле. Скоро мы будем иметь ответ на наш запрос.

— Жалко теплицы! — огорченно вздохнул Добре.

— Жаль наших салатов, вкусных соусов с овощами и наших голубцов, — печально вторил ему Динкэ.

Вдруг на потолке зажглась зеленая сигнальная лампочка, и вслед за этим в помещении раздался звуковой сигнал. Андрей Прекуп взглянул на часы и вскочил с кресла. Движение это было так резко, что он стукнулся головой о потолок. Он был хорошим радистом и никогда не забывал часа связи с искусственным сателлитом Земли. Но на этот раз его захватил спор Добре со Скарлатом, который, правда, увлек и всех других.

Когда он подошел к аппарату и открыл его, профессор Аруниан на экране укоризненно погрозил ему пальцем:

— Товарищ Прекуп, так и знайте, — мы беспокоились. Думали, что связь опять прервалась. Передаю вам ответ на ваш запрос от Ленинградского строительного института, отдела внеземного строительства, относительно прохождения Коперника сквозь рой метеоритов…

Фобос

“Чайка” находилась на пути к Марсу.

В эту экспедицию отправились Матей Бутару, Скарлат, Добре, Анна Григораш и Чернат. Прекуп остался на астероиде с Динкэ и женщиной-врачом.

Путешествие проходило в отличных условиях, и ракета прошла уже значительную часть пути.

— Мы приближаемся ко второму сателлиту Марса — Фобосу, — объявил Чернат, который пилотировал корабль

— Что за глупая идея окрестить обоих сателлитов Марса “Фобос” и “Деймос”, т. е. Страх и Ужас. — заметил профессор Добре. — Значит, решено? Мы остановимся несколько часов на Фобосе.

Матей был поглощен в какие-то вычисления и ответил ему лишь немного спустя.

— Хорошо, так и сделаем! Я знаю, что вам не терпится сделать несколько снимков или даже уложить в ваш мешок несколько экземпляров флоры и фауны Марса. Все же вам придется подождать. Мы пробудем на сателлите ровно 7 часов 30 минут, период, в который он совершает полный обход вокруг Марса, что позволит нам заснять отличную сферофотограмму, с расстояния, меньше чем 11 000 километров. Нельзя терять такой, единственной в своем роде, оказии.

— Жаль, — вздохнул огорченный профессор, подходя к боковому иллюминатору “Чайки”.

Прямо перед ним виднелся гигантский шар планеты Марс, а напротив — гораздо меньший — Фобоса.

Это зрелище производило глубокое впечатление живописным сочетанием самых разнообразных оттенков. На обоих полюсах планета имела “белые шапочки”, из льда и снегов, которые сверкали алмазными переливами, несмотря на заволакивающий их туман. Южная “шапочка” распространялась почти на пятую часть всего нижнего полушария, а та, что прикрывала северный полюс, была намного меньше. Это происходило от того, что в северной половине Марса только что начиналось лето, тогда как в южной уже стояла зима.

От ледяного покрова Северного полюса расходилось множество темных, голубоватых линий, которые ветвились на десятки рукавов. Местами эти линии сходились и образовывались большие, темные пятна, от которых снова отходила целая сеть других ответвлений, доходивших почти до самого экватора планеты. Внимательно вглядываясь в эти линии, ширина которых могла достигать километров 100–300, биолог констатировал, что они состоят из бесчисленных темных точек, соединенных между собой синими нитевидными линиями, и похожих на нанизанные на нитку бусы.

Добре услышал, как Матей что-то спросил Скарлата. До него донеслись лишь последние слова:

— …во сколько вы определите среднюю продолжительность течения по главным водным путям?

— Я точно определил: 3,518 километра в час Процесс таяния северной “шапочки” начался несколько месяцев тому назад. С тех пор снеговая вода стекает и орошает ближайшие к водным путям зоны. В южном полушарии, — продолжал

Скарлат, — дело обстоит иначе. Там большая часть влаги испарилась. В экваториальной зоне совершенно не наблюдается водных путей, а ниже, к южному полюсу, едва намечаются бледные следы, которые совершенно исчезнут через несколько недель. Долины вокруг них, еще несколько месяцев тому назад синевато-зеленые, приняли кофейный оттенок за исключением некоторых голубых пятен. Там начинается зима.

Профессор Добре больше не слушал. Он всем своим существом погрузился в созерцание планеты, которую он так долго мечтал увидеть вблизи.

Белизна полярных шапочек и синева долин занимали менее четверти всей поверхности. Все остальное пространство было занято бесконечными пустынными областями, окрашенными в кирпичный цвет.

“Вот откуда происходит кровавый оттенок планеты”, — подумал профессор, вспомнив, что эта особенность послужила для римлян поводом к тому, чтобы окрестить это светило именем жадного до крови бога войны.

Каждый из трех основных тонов планеты состоял из множества оттенков. Белизна переходила от блестящего серебристого до молочно-серого оттенка, синева начиналась с зеленовато-голубых тонов и доходила до темно-фиолетового или индиго, красные оттенки сменялись желтыми, оранжевыми и розовыми.

Сквозь серебристый покров марсианской атмосферы, которая казалась более сгущенной к краям диска, виднелись, играя, как драгоценные камни, сотни каких-то сверкающих точек-