Василий Криптонов - Ты можешь идти один
Дверь мне открыла Элеонора.
— А вот и Димочка, — пропела она, пропуская меня в прихожую. — Пришел проведать свой гарем?
— Ну, вроде того, — усмехнулся я. — Как вы тут поживаете?
— Да живы пока. Твоими молитвами. Как там обстановка? А то Машуня чего-то пригрустила в последнее время.
— Так себе, — вздохнул я. — Если есть возможность — пускай она еще немного у тебя поживет. Так безопаснее.
— Да ради бога. Честно сказать — я бы ее насовсем оставила. Целый день, как Золушка, по хозяйству мечется. На меня хоть маман блажить перестала, что дома не убираюсь. Иди, она в комнате сейчас.
Я вошел в комнату и затворил за собой дверь. Первым делом в глаза мне бросилось обилие плакатов, из-за которых просто не видно было стен. «Король и Шут», «Сектор газа», «Тараканы!», «Гражданская оборона» и еще множество названий, в основном ни о чем мне не говоривших. На письменном столе я заметил карандашницу в виде черепа. Да, Элеонора и впрямь была человеком веселым.
Маша стояла у окна.
— Привет! — сказал я.
Она не ответила, даже не шевельнулась. На ней была та же самая одежда, что и в минувшую пятницу: тонкая коричневая кофта и темно-серая юбка, немного не доходящая до колен. Колготок не было. Мой взгляд скользнул по ее ногам, потом вернулся к напряженным плечам. Желание обнять ее было нестерпимым, но страх быть отвергнутым оказался сильней. После той страшной ночи Маша стала для меня чужой. Я смотрел на нее и видел незнакомую девушку, жизнь которой практически не пересекается с моей. Мне было жаль, что в сложившейся ситуации ей приходится полагаться на меня.
— Маша, как ты? — спросил я спустя несколько минут, перебрав мысленно сотню вариантов обращений.
Ни слова в ответ. Задержав дыхание, я подошел к ней, положил руку на плечо и услышал тихий вздох.
— Я хочу домой, — сказала она.
Я зажмурился и закусил губу. Как будто меня вызвали к доске читать наизусть длинное стихотворение. Голос сразу пропадает, я начинаю еле слышно пищать, запинаясь и забывая слова. Одноклассники сперва морщатся и подаются вперед, пытаясь расслышать что-то, но теряют терпение и начинают переговариваться меж собой. И мне безумно стыдно, что я так бездарно трачу их время. Хочется сказать: «Я не виноват! Учительница не отпустит меня, пока я не дожую эту жвачку! Пожалуйста, еще хоть минуточку, сделайте вид, что внимательно слушаете, и я уйду!»
— Потерпи еще немного, — сказал я.
— Не хочу. Дима, я не хочу!
— Неужели здесь так плохо?
— Здесь прекрасно! — Она повернулась ко мне, и я увидел слезы в ее глазах. — Но я здесь чужая. Я не могу больше так. Сидеть целыми днями взаперти, никого не видя. Ничего не… У меня даже одежды другой нет! Даже белья!
— Я могу купить, что нужно…
Маша перестала сдерживаться. Слезы потекли по щекам.
— Да не нужно мне ничего! — крикнула она и упала ничком на кровать.
Я молча смотрел на ее дрожащие от рыданий плечи и не знал, как поступить. Что я мог ей сказать? Снова и снова повторять, что нужно потерпеть, что это для ее же блага? Она и так это понимала.
— Димка! — Я обернулся и увидел Элеонору. — Ну-ка, подь сюды!
Это было маленькое спасение. Будто учительница машет рукой и разрешает рассказать стихотворение после уроков. Я сделал лишь пару шагов, а потом Эля схватила меня за руку и буквально выволокла за дверь.
— Короче, — шепотом сообщила она мне в кухне. — По-моему, твоя подруга в залете.
— В… Что?
— Ну, так бывает, знаешь. Пестик, тычинка, туда-сюда. Палка, палка, огуречик — вот и вышел человечек.
Я схватился за голову.
— Ты уверена?
— Я ж не гинеколог! — фыркнула Эля. — Просто у нее настроение меняется со скоростью света. Вчера и сегодня утром ее рвало. А еще она постоянно на мои прокладки косится, как голодная, но не просит.
Так страшно мне не было, даже когда Разрушитель угрожал отрезать пальцы. Маша беременна! Что же делать? Как быть? И во всем виноват этот чертов Брик со своей трижды проклятой «Техникой секса»!
— Ублюдок, — прошептал я. — Вот ублюдок!
— Технически — да. — Тон Элеоноры оставался невозмутимым. — Но вы еще можете успеть расписаться.
— А? — повернулся я к ней.
— Ну, это… в ЗАГСе. Тогда ребенок родится в законе, все пучком. А вообще, на будущее, есть такая интересная штуковина — презерватив называется. Папа не рассказывал?
— Это не мой ребенок, — сказал я.
— Вот как? А чей же?
— Одного урода. Который, надеюсь, в ближайшие дни покинет этот мир навсегда.
Элеонора шлепнула меня ладошкой по голове.
— А ты какой-то злобненький стал, Димочка, — констатировала она. — Подрос, что ли? Не вздумай никого убивать! Если тебя еще и посадят, кто будет нашей принцессе десять лет сопли подтирать? Опять все на меня, на мои хрупкие плечики! Ее не жалко — так меня хоть пожалей!
Я улыбнулся. Элеонора обладала волшебной способностью дарить уверенность в любой ситуации. Самые страшные проблемы, озвученные ее тонким, но дерзким голоском, становились не такими уж страшными, а то и вовсе смешными. Я даже подумал рассказать ей о Брике и о Разрушителях, но все же отказался от этой идеи.
— Надо с ней поговорить! — Я двинулся в сторону комнаты.
— Ты с психологом своим поговори! — Эля вцепилась мне в запястье. — Хватит, наговорились уже. Устроили мне на кровати море-океан. Дуй в свой сраный поселок и решай свои проблемы. А тут я сама разберусь. Не нагнетай.
— Ты уверена?
— Уверенность — не беременность, иногда и сама проходит. Постараюсь. Давай, вали, задолбал!
Обшарпанная деревянная дверь закрылась за мной. Я немного постоял на лестничной площадке, приходя в себя. Потом стукнул кулаком по перилам. Да почему я опять обвиняю себя во всем?! Кашу заварил Брик. И с Разрушителями, и с Машей. А я всего лишь пытаюсь помочь Маше! Я ни в чем не виноват!
Внушив себе эту мысль, я вышел из подъезда и направился к остановке. Только в глубине души таилось смутное осознание того, что на самом деле во всем виноват я. Почему-то вспомнился рассказ дяди Миши про ограбленную старушку. Этот человек винил себя в том, что просто ничего не сделал. А что сделал я, чтобы Маша не связалась с Бриком? Попросил ее подготовить меня к танцу с Жанной?
* * *Моя ошибка состояла в том, что я слишком задумался на пути домой. Не замечал ничего вокруг. Краем глаза отметил, что на лавочке возле подъезда сидят двое. Я уже был готов встретить пустой взгляд Разрушителя и не боялся. Да и беременность Маши занимала меня куда больше.
Они преградили мне путь, и только тогда я вынырнул в реальный мир. Да, один был тем самым белокурым Разрушителем. А вот второй… Я хорошо знал этого пожилого лысеющего мужчину в черном пальто. Передо мной был отец Маши.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});