Евгений Филенко - Эпицентр

— Радиационный фон не превышает среднепланетарного уровня, — сказал Лерман. — И мне кажется, здесь нечем дышать от жары.

— Вам и вправду кажется, вы еще мальчик против меня, вас кровь греет… А радиация может оказаться и ни при чем, это я в качестве иллюстрации к своим досужим домыслам.

Лерман вздохнул и отошел к пульту кондиционирования. Терморегулятор был вывернут почти до предела.

— Хотите выпить, Григорий Матвеевич? Дня разгона крови? У меня припасена бутылочка «Камю» — специально к визиту Галактического Консула.

— Когда Консул прибудет, мы с вами живо ее уговорим. Прямо из горла…

Лерман вздохнул еще раз, потянулся, чтобы врубить терморегулятор на максимум, и в этот миг его кольнуло в запястье. Экстренный вызов… Не подавая виду, он спокойно завершил движение и так же спокойно повернулся к замотавшемуся в свои меха Энграфу.

— Пусть так и будет, Григорий Матвеевич. Отдыхайте. Пойду-ка я на центральный пост, вдруг да что прояснится.

— Идите, коллега, — покивал тот. — Только убедительно прошу: не делайте из меня китайского болванчика, не держите ничего за скобками.

Лерман проворно отвернулся, чтобы дотошный старец не углядел признаков смущения на его лице, вышел в коридор и лишь тогда поднес видеобраслет к губам:

— Здесь Лерман.

— Здесь Шебранд. Биотехн только что поднялся в воздух.

— Проснулся-таки, бестия!.. Не выпускайте его из виду, но и не мозольте ему видеорецепторы, или что там у него. Как он себя ведет?

— Довольно уверенно. Такое ощущение, что он знает, куда лететь…

6

«Я иду за тобой».

Кратов открыл глаза.

В серой мгле берлоги бесшумно двигались плоские, будто вырезанные из бумаги силуэты. Племя Длинных Зубов жило обычной ночной жизнью. Самки кормили детенышей. Охотники без большого рвения собирались на промысел. У входа дремал страж с заостренным дрекольем. В центре этой маленькой затхлой вселенной восседал Бубб и вершил таинство общения с предками. Взрыкивая и угрожающе скалясь, требовал от них содействия в наказании врагов и добыче пропитания. Те, кто был свободен, почтительно внимали.

«Я уже близко».

Кратов узнал этот негромкий, родной голос, услышанный его внутренним слухом, словно родившийся в его сознании, но ему не принадлежащий.

Чудо-Юдо искал своего хозяина.

— Бубб!

Огромный мохнатый зверь развернулся к нему массивной тушей и свирепо зыркнул налитыми кровью зенками.

— Никто не может вякать, когда я говорю с духами! — проревел он.

— Заткнись, — сказал Кратов по-русски (это было короче, нежели идиома «засунь свою шелудивую лапу себе в рот и подавись ею»).

Бубб не понял его слов, но прекрасно сориентировался в интонации.

— Ты же видишь, я занят, — пробурчал он. — Мы почти договорились. Старина Ггах уже обещал было запугать леших, чтобы они среди ночи высыпали из своих нор как оглашенные. Тут-то мы их и прихватили бы…

— Прекрасно. Я ненадолго оторву тебя от приятных бесед с покойниками. Мне нужно уходить.

— Ххарргх! — Бубб снялся-таки с обычного своего места и вразвалочку приблизился. — Я хочу это видеть! Я давно не веселился! На чем же ты собрался ходить? У тебя только две руки, а ног, считай, нету. Ты умеешь ходить на руках? Или ты поскачешь на… — и он объяснил, на чем именно.

Охотники оживленно заухали, заколотили просторными ладонями по стылой земле.

— Он поскачет! Как безлапый болотник! Бубб повеселится, и мы тоже!..

— Нет, — сказал Кратов терпеливо. — Я не пойду на руках. Я не поскачу. Ни на руках, ни на зубах, ни на том, о чем ты никогда не забываешь. Меня понесешь ты. А еще четверо этих остолопов пойдут сзади, как охрана… За мной летит мой друг.

— Как это — «летит»? — спросил Бубб непонимающе. — Что это такое?

— Он очень быстро бежит по воздуху. Как туча, только намного быстрее. И сам он похож на маленькую темную тучу…

— У тебя такие друзья? — нахмурился Бубб.

— Так ты понесешь меня?

Бубб молчал, постукивая чудовищным волосатым кулаком по колену.

«Я уже рядом».

— Ты уйдешь, — сказал наконец Бубб. — И тебя не станет. Как будто это был хороший сон о том, чего никогда не происходит. Есть этот поганый, загаженный, голодный мир. И есть другой, где никто не гадит под себя, когда лень подняться. Где незачем жрать друг дружку, когда больше нечего жрать. Где любой детеныш знает столько слов, сколько не знаем все мы вместе. И где самки покрыты мягкой и чистой шерстью, задницы у них в течение ста ударов сердца подрагивают от шлепка, а в сиськах булькает столько молока, что можно накормить здоровенного охотника.

Хотел я согреться у костра твоего,А он оказался болотным огнем.Хотел я спросить, не покажешь ли путь,A голоc твой обернулся порывом ветра.Да и сам я — лишь тень самого себя…

А теперь мне пора проснуться и выкинуть это из башки, чтобы она не болела о том, чего не бывает.

— Но я вернусь, — проговорил Кратов. — Есть в твоем мире что-то, чем я могу поклясться, что не лгу?

Похожая на узловатое полено лапа коснулась его головы. Когти с лязгом сомкнулись и дернули. Кратов зажмурился от боли и зашипел.

— Скорее подставляй сухую ветку, — пробормотал он. — У меня искры сыплются из глаз.

Бубб поднес к губам пучок его волос и дунул.

— Теперь ты вернешься, — промолвил он убежденно, — Стало быть, твой друг похож на тучу и носится по воздуху, как эта шерсть? Я хочу это видеть.

7

Сердце у Лермана ухнуло в самые пятки.

— Шебранд! — шепотом закричал он — Только не потеряй мне его, не то я тебя сожру заживо! Связь через центральный пост.

— Ясно Сильный боковой ветер со снегом, и смеркается, гравитр болтает, как елочную игрушку.

— Меня это не интересует, Шебранд! Меня интересует исключительно биотехн.

Он едва удержался, чтобы не сорваться на бег, и вместо этого на цыпочках двинулся в сторону центрального поста. Перед его носом с лязгом растворилась дверь. Розовощекий молокосос в нашивках ксенолога четвертого класса радостно заорал:

— Командор Шебранд сообщает…

Лерман запечатал ему рот широкой ладонью и впихнул обратно в пост. Затем тщательно закрыл за собой дверь и негромко, но внятно сказал, обведя всех ледяным взглядом:

— Если кто-нибудь еще хочет поорать, пусть поднимет щупальце, и я по-доброму, чтобы не портить биографию, спишу его из миссии к сатане, не в двадцать четыре — в два часа. Пусть летит на Землю, в пустыню Сахару, и дерет там глотку в свое удовольствие. Вы превратили миссию в конкурс вокалистов, в детстве изнасилованных медведями. Разговаривать нормальными голосами, без мелодраматических подвизгов. Энграф не должен ничего слышать, ему и без того плохо. Что ты хотел мне доложить, мальчик, повернулся он к смущенному, с пламенеющими ушами, ксенологу.