Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3 - Виктор Васильевич Ананишнов

Сказал и подумал, зачем надо быстрее? Минутами раньше, минутами позже – всё едино.

– Да, да, Ваня, – поторопился сказать дон Севильяк, словно надеялся таким образом заставить ходоков не позабыть о нём.

– Сделаем так, – Иван огляделся. – Джордан, то на чём ты сидишь, нам пригодится. Хиркус, бери эту балку за конец. Так… Заноси её по ту сторону дона Севильяка… Осторожнее! – прикрикнул он, заметив, как Хиркус неосторожно ступил на рыхлый край ямы, вырытой ходоками вокруг незадачливого товарища – Клади её поперёк. А ты хватайся за неё, – подсказал он провалившемуся. – Ну, ну! И подтягивайся! Как сказали два великих писателя: – спасение утопающих, дело рук самих утопающих.

– Что-то о таких великих я не слыхивал, – отозвался Хиркус. – Но сказано хорошо!

«Перль, что он знает об Остапе Бендере и его авторах? – скользнула у Ивана неприятная мысль. – Он может говорить и восторгаться кем-то, о ком я не слышал, да и не мог о нём узнать, поскольку его в нашем мире никогда не было, либо его имя произносилось совершенно по иному, а мне невдомёк – о ком это речь…

Впрочем, много ли я знаю? Сколько писателей и поэтов только в нашей струе времени! Хорошо, если я назову десятка три».

Иван мучился размышлениями, а ходоки подхватили его идею – пусть дон Севильяк сам выбирается из ловушки.

– На такое представление стоит посмотреть, – остановился Арно на пол дороге, направлявшийся за Жулдасом к предполагаемому месту провала женщины. – Хиркус, скажи что-нибудь величественное, соответствующее ситуации, возникшей вокруг дона Севильяка.

Дон Севильяк по-медвежьи обхватил балку. Натужился. Иван насторожился. На вид отёсанное бревно прочное, нормального человека выдержит. Однако за него ухватился дон Севильяк килограммов под сто пятьдесят, да ещё зажатый со всех сторон. А чтобы вырваться из тисков, надо приложить ещё столько же веса.

– Нельзя сказать, чтобы он выглядел красиво. Лицо его исказилось, крупные капли пота падали ему на грудь… – Громко начал Хиркус, однако его возвышенный тон не соответствовал содержанию, он просто комментировал состояние дона Севильяка.

– Не можешь, – сделал вывод Арно, донельзя обидев артиста.

– Попробуй сам! – вспылил он. – Человек рождается на свет божий, покинув землю, которая его вынянчила, а ты…

– Вот теперь лучше, – смеясь, сказал Арно. – А то – капли пота… Пойдём, Жулдас.

Шилема увязалась за ними.

– Пойду с вами.

– Зачем? – насупился Жулдас. Он стоял над возможным местом, где провалилась женщина, и тупо смотрел перед собой. – Сами справимся.

– Не уверена, – бросила временница и тоже посмотрела вниз.

– Ты только нам не мешай, – сказал Арно. Он наклонился над приямком и несколько раз прокричал в него: – Эй! Кто там? Отзовись!

Дон Севильяк постепенно вытаскивал себя из цепкой ямы. Казалось, вот-вот, и он окажется свободным. Бревно всё-таки хрустнуло и со страшным треском переломилось, подтвердив опасение Ивана, что всё именно так и закончиться.

Помогая себе руками, дон Севильяк, наконец, выкарабкался наверх. Попытался без успеха отряхнуть ноги от грязи и ржавых подтёков.

– Вот как, Ваня, бывает, – сказал он, отдуваясь, и захохотал.

– Тише ты! Опять кто-нибудь прибежит! – остановил его Иван. – Полезай в башню! Арно, как у вас?

Арно разогнулся.

– Молчала, но дон Севильяк её разбудил. Подала голос. Только не понятно, что говорит. Одни вопли.

– Ладно, копайте, а мы поднимемся на башню.

– А может быть, ну её! – капризно высказалась Шилема. – Мы ей кричим, а она молчит.

Мужчины переглянулись.

– Копайте! – твёрдо сказал Иван. – А ты, наверх!

– Вот ещё! – дёрнулась Шилема, но приказу подчинилась и полезла вслед за Хиркусом в окно башни.

Арно, показывая на неё глазами, провёл по горлу ребром ладони.

– А?

Иван, к которому был направлен вопрос, усмехнулся.

– Не так страшно, как казалось вначале, – сказал он. – Не буду вам мешать. Мы – наверху.

На мгновения в очередной раз из-за края тучи выглянуло солнце. С каждым разом оно казалось тусклее. Вот и сейчас в ясном небе оно светило, но на него можно было смотреть даже без прищура глаз. Оно тоже умирало в этом мире, если, конечно, единственно принадлежало только ему.

– Придётся повозиться, – услышал Иван бурчащий голос Жулдаса за своей спиной, прежде чем перепрыгнул через подоконник в виде изъеденной временем трухлявой доски. И тут же, громко и весело: – Да вот же она!

– Нашли? – выглянул Иван из окна.

– Здесь под столом сидит, – Арно за руку вытаскивал женщину из-под столешницы массивного стола, прикрывшего её от мусора, падавшего сверху. – Устроилась…

Жулдас подхватил её за талию и поставил на ноги, развернул к себе и застыл в немом удивлении. Перед ним оказалась молодая, симпатичная девушка, прилично одетая, правда, перепачканная и с синяком на скуле. Она беспокойно всматривалась в его лицо слегка затуманенными от пережитого серыми глазами. Её била мелкая дрожь, но больше всего от холода, чем от испуга.

– Хватит тебе, – Арно толкнул Жулдаса в плечо. – Веди её в башню.

Хиркус высунулся из окна рядом с Иваном с целью произнести монолог:

– Они встретились, посмотрели друг другу в глаза и увидели… – начал он возвышенно.

– КЕРГИШЕТ, гони его наверх! – поднялся к ним Арно. – Иначе он проговорит весь день.

– Если этот день случиться, – тут же парировал Хиркус. – Слово сказать не даёте. На ваших глазах происходит вечное творение и уничтожение, а вы…

Жулдас, поддерживая девушку, подошёл к окну, осторожно передал её Ивану. Она и вправду была хорошо сложена и, как ощутил Иван, с упругими мышцами и лёгкая в движениях, точно капелька ртути на неровной плоскости.

Хиркус попытался перехватить её из рук Ивана, но Жулдас молчком бесцеремонно оттеснил его от неё.

– Сказано…

– Не важно, что сказано, – толкнул Хиркуса в спину Арно, направляя его к лестнице. – Потом как-нибудь доскажешь, что было сказано.

– Эх, вы! – воскликнул артист, оглядываясь уже с первых ступеней. – Ничего не понимаете.

– Иди, иди, всё понимающий!

Жулдас вёл за собой девушку, взяв за руку. Она покорно шла за ним. Иван и Арно поднялись на самый верх башни. Несмотря на прошедших здесь ходоков, тем более, дона Севильяка, приходилось ощупывать каждую ступень лестницы и пролёты между этажами. Ветхие, истёртые в некоторых местах до бугристых сучков, они казались ненадёжными.

Сверху открылась панорама городка, той его части, что ещё освещалась светлым небом и не пряталась за периметром подступивших к нему туч и непроницаемого тумана. Там, в темноте, продолжался бой или отдельные стычки сливались в постоянный гул, а тёмные стены вспыхивали бледными зарницами.

В городке строились дома в два-три этажа, так что башня доминировала надо всеми строениями, и давала возможность обозреть округу во всех её деталях. Улицы прямые, кварталы ровные, по каждой стороне пять или шесть домов, в центре кварталов деревья, кустарники, зелёные площадки, оттого планировка казалось идеальной. Лишь в нескольких местах она нарушалась действиями тех, кто наступал и обстреливал городок