Джон Варли - Титан

Следующая судорога схватила Сирокко во время отдыха. На этот раз судорога схватила обе ноги. Ничего смешного в этом не было.

— Эй, Роки, — сказала Габи, нерешительно касаясь ее плеча. — Нет смысла заниматься самоубийством. Давай на этот раз отдохнем час.

— Это смехотворно, — пробурчала Сирокко. — Я едва двигаюсь. У меня просто никуда не годные подметки.

Сирокко подозрительно посмотрела на Габи:

— А почему у тебя нет судорог?

— Я лодырничаю, — простодушно призналась Габи. — Я привязываю веревки к твоим негодным подметкам, и ты выполняешь ослиную работу.

Сирокко вынуждена была улыбнуться, хотя улыбка и вышла слабой.

— Мне просто надо пережить это, — сказала она, — рано или поздно, я войду в норму. Судороги не убьют меня.

— Нет, конечно. Просто мне тяжело смотреть, как ты страдаешь.

— Как насчет того, чтобы десять минут подниматься, двадцать минут лежать? — предложил Джин. — Только пока мы не станем способны на большее.

— Нет. Мы поднимаемся пятнадцать минут, или до тех пор, пока кто-нибудь из нас не сможет идти, что более вероятно. Затем мы столько же отдыхаем, или же до тех пор, пока мы будем в состоянии карабкаться вверх. Мы будем идти восемь часов… — она посмотрела на часы. — Если вести отсчет от теперешнего времени — это будет пять часов. Затем мы сделаем привал.

— Увлекай нас вперед, Роки, — вздохнула Габи. — Это у тебя хорошо получается.

Дела шли отвратительно. У Сирокко продолжали распространяться боли. Габи тоже начала испытывать боль.

Снадобье титанид помогало, но они были вынуждены экономить его. У каждого из них в рюкзаке лежала упакованная сумка с лекарствами, и они уже не обращались за ними к Сирокко. Сирокко надеялась, что в первые пять дней путешествия им не понадобятся лекарства, она хотела теперь, чтобы у них остался хотя бы один кувшинчик с мазью на то время, когда они будут взбираться внутри спицы. В конце концов, это не была невыносимая боль. Когда она хватала ее, Сирокко готова была выть, потом она садилась и пережидала, пока она утихнет.

На исходе седьмого часа у Сирокко появилось чувство легкой досады на собственное упрямство. Она почти что пыталась доказать себе, что Билл был прав, но она стойко шла вперед, стараясь преодолеть невыносимую боль.

Они разбили лагерь на дне оврага, набрали сухих дров для костра, но не стали натягивать тент. Воздух был жаркий и сырой, но костер горел ярко в усиливающейся темноте. Они расселись вокруг огня, разделись до яркого шелкового нижнего белья.

— Вы похожи на павлинов, — сказал Джин, прихлебывая из бурдюка вино.

— Очень усталых павлинов, — вздохнула Сирокко.

— Как далеко мы прошли, как ты думаешь, Роки, — спросила Габи.

— Трудно сказать, километров пятнадцать?

— — Да, где-то около этого, — согласно кивнул Джин. Я посчитал шаги вдоль двух хребтов и вычислил среднее расстояние, потом посчитал количество пройденных нами хребтов.

— Два великих ума, — сказала Сирокко. — Сегодня пятнадцать, завтра двадцать. Дней через пять мы будем у крыши.

Сирокко растянулась на земле и наблюдала за перемещением цветовых оттенков на листьях над головой.

— Габи, ты дежурная. Поройся в мешке и найди нам что-нибудь поесть. Я готова съесть титаниду.

Вторая ночь наступила лишь через пять часов после первой, так как Сирокко посчитала это необходимым.

— Благодарю тебя, Госпожа Время, — вздохнула Габи, растянувшись на подстилке. — Если мы постараемся, то можем установить новый рекорд. Двухчасовой день!

Джин лег рядом с ней.

— Когда ты разведешь костер, Роки, я покажу тебе, как готовится филе. А между тем и тихонько прогуляешься, хорошо? Когда твои колени треснут, я проснусь.

Подбоченившись, Сирокко пристально посмотрела на них.

— Так что это происходит, а? У меня для вас есть небольшая новость. Я старше вас.

— Она что-то сказала, Джин?

— Я ничего не слышал.

Сирокко прихрамывая бродила вокруг, пока не набрала достаточно дров для костра. Стать на колени, чтобы начать разводить костер, оказалось сложной проблемой, она казалась неразрешимой. К тому примешивалась щемящая обида на то, что они не захотели войти в ее положение.

Но спустя некоторое время мясо шипело в жиру, и носы Джина и Габи повернулись на источник восхитительного запаха.

У Сирокко едва хватило сил присыпать угли землей и развернуть подстилку. Она уснула не дойдя до нее.

Второй день был настолько легче второго, насколько чикагский пожар легче землетрясения в Сан-Франциско.

Они преодолели десять километров склона, который становился постепенно все круче, это заняло у них восемь часов. После этого Габи заметила, что у нее такое чувство, что ей не восемнадцать лет, а семьдесят восемь.

Пришло время менять тактику восхождения. Все усиливающая крутизна склона делала весьма трудной ходьбу даже на четвереньках. Ноги их постоянно скользили, они сползали вниз, широко раскинув руки, и ноги цеплялись за землю, чтобы не скатиться вниз.

Джин предложил по очереди брать конец веревки и ползти вверх, пока ее хватит, потом привязать веревку к дереву. Двое остальных будут ожидать внизу, затем, подтягиваясь на веревке, поднимутся до места ее крепления. Тот, кто идет впереди, в течение десяти минут тяжело работает, пока двое остальных отдыхают, затем он отдыхает два периода и опять идет вперед. За один раз они делали триста метров.

Сирокко посмотрела на ручей около их третьей стоянки и подумала о том, что неплохо было бы искупаться, но потом она отбросила эту мысль. Есть — вот что она хотела. Джин, слегка ворча, взялся в свою очередь за сковородку, заступив на дежурство.

Сирокко и в самом деле чувствовала себя довольно хорошо, проверяя запас продуктов в рюкзаке.

На пятый день они прошли двадцать километров за десять часов. И в конце дня Джин попытался схватить Сирокко.

Они разбили лагерь около ручья, который был достаточно широк, чтобы в нем можно было искупаться. Сирокко разделась и вошла в воду. Хорошо было бы иметь мыло, но на дне ручья был хороший песок, и она потерла им себя. Вскоре к ней присоединились Габи и Джин. Позже Габи ушла по поручению Сирокко за свежими фруктами. Полотенец у них не было, и она стояла и обсыхала у костра, когда Джин обнял ее.

Сирокко подпрыгнула, разбрасывая горящие веточки и сбросила его руки со своих грудей.

— Эй, прекрати это!

Борясь, она вырвалась от него.

Джин совершенно не смутился.

— Прекрати, Роки. Можно подумать, мы никогда раньше не касались друг друга.

— В самом деле? Ладно, я не люблю, когда на меня нападают исподтишка. Держи свои руки при себе.