Лев Аскеров - Человек с того света

Итак, Сато, о стране, которая меня интересовала, я узнал почти все, что нужно. Не хотел бы я в ней жить… Трудно там бихронову нолю личности, имеющему широкий спектр контактов со Спиралью Пространства-Времени, что, в первую очередь, свидетельствует о таланте человека. Трудно таким там сохранить свое лицо, суметь сказать свое слово, самовыразиться…

Бихроново поле не терпит гнета. Ему нужна свобода. Нужен режим, если не полных, то посильных условий благоприятствования… А там режим иной… Впрочем, помяни мое слово лет через десять он начнет меняться. Эту страну ждут большие внутренние потрясения. Но это впереди. И речь не об этом… Об Оголеве…

Я, признаться, жалел его. Без того скудный спектр его поля уже никогда не выплеснет своей песни…

Между нами, в нем пропал талант великолепного метрдотеля. Но перед нами сидел не метрдотель, а ученый, политический деятель. Он шутил, смеялся, а верхний слой его пряди времени был встопорщенно насторожен… «Чего ради они пригласили меня? Так просто они ничего не делают. Что-то им нужно выудить», — бухтел его медведь-шатун…

И тут Харрис, постучав вилкой по тарелке, попросил внимания. Он сказал, что знаменательное событие, по поводу которого они здесь собрались, заслуживает того, чтобы за него выпить. «Иначе нам успеха не видать!» — воскликнул он, залпом осушив наполненную до краев рюмку. Оголев пить не стал, хотя ему, как и Харрису, хотелось опрокинуть в себя этот заморский напиток. Он боялся захмелеть. Поставив рюмку на место, он поинтересовался: «Просветите, пожалуйста, своего гостя в чем дело?»

Харрис с охотой стал рассказывать ему об одержанной ими победе… «Вот, — загудел оголевский медведь, — они завязаны на Пентагон. С ними надо ухо держать востро…» Об организации исследовательской группы, которая будет работать по принципиально новой методике. То есть рассматривать психические процессы во взаимосвязи со структурой Пространства-Времени.

«Пространства-Времени? — переспросил Оголев. — Это как понять?..»

Харрис принялся добросовестно излагать ему идею предстоящих исследований. Выслушав его, Оголев громко рассмеялся. «Вы славные ребята, — сказал он, — но это несерьезно… Или вы что-то не договариваете…»

Люди забыли о застолье. Они наперебой объясняли роль и значение Пространства-Времени в жизнедеятельности всего окружающего. Приводили примеры, которым наука, находящаяся на нынешнем фундаменте накопленных знаний, не в состоянии дать вразумительной оценки о ряде явлений и процессов, которые ученые с легкостью относят к разряду загадочных. Тех же экстрасенсов, предсказателей, поджигающих взглядом и т. д, и т. п.

«Ну эти вещи с колдунами, скажу вам, — с высокомерной небрежностью произносит Оголев, — не стоят внимания науки. У нас быстро выводят на чистую воду охотников одурачить простого человека…»

«При чем тут это? — растерянно бормочет Каминский. — Мы говорим о явлениях природы, которые существуют, а наука, бессильна их объяснить…»

Оголев, бесцеремонно перебив Каминского, говорит, что они, там, у себя, слава богу, твердые материалисты и потому в отличие от идеалистов реально смотрят на вещи. И, мол, если объективного подтверждения факта нет, например, теми же физическими приборами, стало быть, нет и явления, заслуживающего внимания. Либо это явление — плод галлюционарности, либо нечто иное, как постыдный обман, мошенничество.

Кто-то, сейчас не помню, возразил гостю, что ни одно самое совершенное современное суперэлектронное устройство не может зарегистрировать бытия мысли. Тем не менее ни один философ на этом основании не станет отрицать наличие ее.

«Мысль — продукт материальной среды, серого вещества мозга, — победоносно парирует Оголев. — А вы же говорите о нематериальной категории, о Пространстве-Времени. Вы хотите Ничем воздействовать на Что-то и получить новое Нечто… Как философ я вам скажу: время — это ничто. Всего-навсего наше ощущение. Причем нематериальное. Ну, например, как запах… Вы хотите взять, положим, запах розы, уложить его в почву и вырастить куст, плодоносящий ароматными цветами…»

«Кто вам сказал, что Время — ничто? Ваш медведь шатун?» — не выдержал я.

Оголев, услышав о своем медведе, изменился в лице. Но он сам этого добивался. Со мной говорил не ученый, а метрдотель…

— Странная штука с вашими учеными творится. Одни — заспециализированы, другие — заполитизированы. Особенно вредны последние. Любая научная идея, не отвечающая их концепции политического мировоззрения, рассматривается ими как покушение на материю, мир, природу.

«Что нужно сделать, чтобы убедить вас? Факты, говорите?.. Вот рядом со мной сидит психиатр Вайсбен. Она в скором времени в одной из клиник проведет серию экспериментов, в основу которых положит изложенные Харрисом принципы влияния Пространства-Времени на объекты природы — на все живое и неживое на Земле. Сила воздействия его, как вы убедитесь, не знает расстояний. Она безгранична в пределах Вселенной…

Все манипуляции человека, которого мисс Доли поместит в сектор прибора, замыкающего его бихроново поле со Спиралью Пространства-Времени, будут в точности повторяться в той точке земного шара, на какую экспериментатор настроит прибор. По своему выбору…

Наблюдаемый станет поджигать или постукивать чем-нибудь, а где-то, в одном из домов русского населенного пункта, сами собой вспыхнут огнем вещи и послышатся звуки ударов по стене ли, по полу ли… Не имеет значения… Пронесет он утюг, и в той квартире хозяева, к изумлению своему, увидят, как их утюг плывет по комнате… Это до вас как до ученого обязательно дойдет. Тем более, что они будут происходить и в ваших родых местах. Доли постарается так сделать…

Постарается, чтобы фактом проиллюстрировать правоту точки зрения Харриса. Но как вы, ученый и философ, упрямо настаивая на своем, сможете объяснить людям столь странные, далеко не ординарного свойства явления? Чем объясните?!.. Привычным и спасительным для вас клише — шарлатанством?!.»

Я был взъярен. Подыскивая в уме другой подходящий пример возможного необычного явления, мой взгляд остановился на календарном рисунке с изображением битвы кита с человеком… «Или вдруг киты, — сказал я, — косяки китов вдруг станут выбрасываться на берег? Как вы смогли бы объяснить этот факт?.. Я, например, объяснил бы их естественным желанием переместиться из вашего жестокого Пространства-Времени в мир иных более человеческих Пространств…»

«Для этого, — сказал мне Оголев, — для этого надо, чтобы киты ваши стали выбрасываться. Ни одна живая особь не предпримет столь опрометчивого, противоестественного решения. Я вас уверяю, такого просто быть не может!..»