М Емцев - Море Дирака

Неужели слух о позоре уже докатился сюда? Неужели они уже все знают? А почему бы и нет? Трансляция и все такое... печать, радио, телевидение.

Опять начался вчерашний озноб, он закурил сигарету и полез в такси. После роскошных лимузинов "Волга" казалась старой и грязной. Он не смотрел по сторонам - боялся, что его увидят и узнают.

Так он приехал домой. У него был с собой ключ. Не стал звонить и осторожно вошел в квартиру...

В столовой сидели мать и Лариса. У обеих были заплаканные глаза. Они вскрикнули, бросились к нему, но тут же остановились.

- Слава богу, - сказала мать и обняла его. Руки у нее дрожали.

Лариса отвернулась к окну.

Михаил вспыхнул. Он оттолкнул мать и выбежал в переднюю. Оттуда он вернулся с чемоданчиком.

- Ну хорошо, допустим, я провалился на этом дурацком приеме, возбужденно говорил он. - Хорошо, пусть так! Но медаль-то я получил! Вот она! Все равно я Нобелевский лауреат, причем самый молодой.

Он бросил медаль на стол. Золотой кружок с изображением изобретателя динамита Альфреда Нобеля покружился на скатерти и лег.

- Я не понимаю, что это за похоронное настроение? Почему вы на меня смотрите такими мокрыми глазами? Что случилось наконец?

- Успокойся, Миша, успокойся, - твердила Лариса, сгибая медаль пополам, - успокойся, дорогой, тебе вредно волноваться.

- Боже мой, Лариса! Посмотри, что ты делаешь? Что ты делаешь с моей медалью?!

- Ты, главное, не волнуйся, Мишенька, - опять сказала Лариса, а мать заплакала.

Первым, кого Подольский встретил на другое утро в институте, был Мильчевский. Он плохо выглядел, осунулся и как-то померк. Увидев Михаила, чуть улыбнулся и спросил:

- Как слетал?

- Ничего. Ты можешь объяснить мне, что здесь происходит? - прямо спросил Михаил. Он схватил Мильча за пиджак и притянул к себе. - Ну?

- Ты брось эти приемчики, - устало отстранился Мильч. - Мы это знаем. А тебе посоветую, не обращай внимания. Ничего особенного не происходит. Все как было, так и есть.

- Но ты знаешь, что я награжден Нобелевской премией?

Мильч испуганно посмотрел на Подольского и положил ему на плечо руку.

- Ты, главное, Миша, не расстраивайся, не принимай к сердцу.

- К черту! - Подольский рванулся и помчался в дирекцию.

Не обращая внимания на вопли референта, распахнул дверь и влетел в кабинет...

- Через сорок часов мы будем у цели, - сказал командир космического корабля.

Урманцев засуетился. Он так долго готовился к этой минуте, что уже перестал ждать ее. Вновь проверил приборы и механизмы. Все оказалось в полном порядке. Оставалось только терпеливо ждать. Потянулись долгие томительные минуты. Впервые за длительный промежуток времени как-то так получилось, что Урманцев оказался без дела. Он тупо смотрел на телеэкран, где горели далекие косматые солнца.

"На Земле о нас не пишут в газетах. Никто не знает об этом Эксперименте. Все совершается в полной тайне, в атмосфере величайшей секретности. Даже друзьям и близким известно только, что я нахожусь в длительной командировке..."

Командир сказал:

- Тридцать миллионов километров до шарика. У цели будем через два часа по бортовому времени.

Через два часа Урманцев включил катапультирующий механизм. Они видели, как от корабля отделился контейнер. Он медленно вращался, сверкая полированными гранями.

Дурацкая конструкция у этого контейнера. Впрочем, космос позволяет создавать самые причудливые формы.

Грань, сверкающая, как зеркало, и черная, как графит... Зеркальная. Черная. Зеркальная...

В течение нескольких дней они еще могли различать серебряную точку контейнера, а затем она слилась с фоном звездного неба. Остались только сигналы радиопередатчика.

Урманцев ждал. Он позволил себе первое нарушение режима: перестал бриться. На увещевание командира и врача он отмахивался и говорил, что побреется после Эксперимента. Это не суеверие. Просто дань привычке.

Небо напоминало дырявый черный занавес, отгораживавший наблюдателя от залитой светом сцены. Но когда сигнал с корабля достиг контейнера, в занавесе образовалась ослепительная дыра. Она просуществовала лишь доли секунды. Все же они увидели вспышку, прежде чем ее затянула межзвездная мгла. А приборы тем более все успели записать, сфотографировать и измерить.

- Отлично, - сказал Урманцев, просмотрев записи. - Эксперимент удался. Можно лететь домой.

- А мы уже давно летим, - улыбнулся командир.

Первый приступ тревоги они испытали, когда в положенное время не получили радиосигнала с Земли. У них была односторонняя связь, один раз в пять суток мощный радиотелескоп, установленный в горах Тянь-Шаня, передавал информацию, на расшифровку которой уходило пять часов машинного времени. Ответная сигнализация на Землю не разрешалась.

- Ребята, Земля молчит, - тихо сказал командир. Перед этим он очень долго копался и сопел над блоком принимающей аппаратуры.

- Поломка? - испугался врач.

- Нет, я проверил, у нас все в порядке. Просто Земля молчит.

- Проверь еще.

Этой проверкой они занимались все вместе, но командир оказался прав: приемник работал идеально, Земля молчала.

Прошел день, и вновь они с нетерпением и тревогой ожидали сигнала. Но его не последовало. А через месяц они перестали ждать.

- Там что-то случилось, - сказал врач.

- Наверное, сломался радиотелескоп. Может, землетрясение, горный обвал... - не поворачивая головы, ответил Урманцев. Он и сам не верил в это.

- У нас таких телескопов три. Второй в Армении и еще один в Крыму.

- Тянь-шаньский - самый мощный. На этом расстоянии работает только он, - вмешался командир.

- Может быть, разрушена электростанция? - поддержал его Урманцев.

- Может быть... - нехотя согласился врач. - А не запросить ли нам Землю?

- Забыл инструкцию? Нельзя.

Вторая волна тоски и тревоги нахлынула на них, когда через полгода, выйдя на заданную орбиту, они не получили сигнала от ЛСС.

- Лазерная Станция Связи тоже не работает, - командир пощелкал тумблерами и выключил аппарат.

- Там что-то сломалось, - угрюмо прогудел Урманцев.

После этого командир сказал:

- С сегодняшнего дня я запрещаю любые разговоры по поводу возможных событий на шарике.

Решение командира было мудрым. Через три недели Урманцев почувствовал, что фонтан предположений, бурливший в мозгу, стал ослабевать и сошел на нет. Он просто разучился думать о том, что могло случиться дома.

Запрет нарушили, когда на экране голубая звезда превратилась в большое зеленоватое пятно.

- Во всяком случае, она на месте! - обрадовался Урманцев.

- Да, и скоро мы будем дома, - через силу улыбнулся командир.

- Неизвестно, есть ли смысл в нашем возвращении, - сказал врач.