М Емцев - Море Дирака

Сотрудники бросились к Урманцеву. Какие радостные, сияющие лица! Восклицания, все эти "ахи", "охи", "а ну покажите" изливали теплый, размягчающий поток на его усталую душу. "Все же отличные люди у нас в лаборатории, - разнеженно думал он. - Мишка-то как обрадовался. Ишь, как суетится вокруг стола..."

Он почувствовал слабость и сел.

Зазвонил телефон. Михаил снял трубку.

- Урманцева или Подольского!

- Подольский слушает.

- Михаил Савельевич, зайдите, пожалуйста, в дирекцию вместе с Урманцевым.

- Идите, Миша, - сказал Урманцев. - Я сейчас... Мне нужно еще позвонить на космодром.

Кивнув Ларисе, Михаил вышел в коридор. За дверью остался возбужденный рой голосов, там оживленно обсуждали происшедшее. Подольский сделал несколько шагов, потом одумался и зашагал медленней. Он уже знал, что торопиться не стоит. Судя по тому тону, каким с ним разговаривали, все получилось, как он желал, а может быть, и лучше.

Вверху его встретил заговорщически улыбающийся директор. Вокруг глаз этого обычно сурового и сдержанного человека лучились радостные морщинки. Рядом стоял заместитель по научной части, старикан Белобородов. Он тоже лукаво улыбался.

- Садитесь, Михаил Савельевич, садитесь.

Подольский присел на стул.

Директор переглянулся с Белобородовым и громко сказал:

- Ну что, расскажем?

- Надо, надо, Алексей Александрович.

- Не будем томить юную душу?

- Не стоит, Алексей Александрович.

- Ладно.

Директор повернулся к Подольскому.

- Писал? - сказал директор, подвигая к Подольскому свежий номер "Известий Академии наук", серия физическая. Подольский увидел свою фамилию и название той статьи. Значит, уже вышла! Сердце забилось, горячая волна крови прилила к щекам. Он покраснел и опустил голову.

- Можешь не смущаться, - покровительственно сказал директор, - работа отличная. Больше, чем отличная. Сам понимаешь...

Наступило молчание. Белобородов кашлянул и с любопытством посмотрел на Подольского. Он изучал юношу так, словно собирался купить. И тот почувствовал оскорбительность распахнутого воротничка, унизительную невыглаженность брюк, смертоубийственное отсутствие пуговицы. Михаил съежился и пожалел, что он не черепаха.

- Так вот, - наконец произнес директор, - эту твою работу прочли шведы, и... одним словом, тебя представили к Нобелевской премии.

Михаил не очень удивился. Он понимал, что работа заслуживает высокой награды, иначе и быть не могло. И все же ему стало очень хорошо и приятно.

- Спасибо, - сказал он.

- Это ты себя, брат, благодари. Дай-ка я тебя обниму.

Директор притиснул его к твердому круглому животу, и на миг Подольский ощутил прикосновение жесткой щетины.

- Поздравляю, поздравляю...

Затем Подольского немножко потискал Белобородов.

- Высокая честь, молодой человек, - сказал он. - Высокая!

Михаил смущенно улыбался.

- Ну вот, это, так сказать, вступление. - Директор сел в кресло и стал громоздить перед собой различные документы. - Само же дело сводится к тому, что тебе сегодня придется вылететь в Стокгольм. Вот уже и заграничный паспорт выправили, так что можешь приобретать билет - и айда!

- Но как же? Так быстро? - растерянно лепетал Михаил.

- Ничего, ничего. Соберешься. У них там какая-то юбилейная сессия, и они просили прибыть на неделю раньше. Так получилось.

Перепрыгивая сразу через три ступени, Подольский скатывался вниз. И конечно, сразу налетел на Ларису.

- Ты не видел Валентина Алексеевича?

- Нет. Слушай, Лариса, я улетаю в Стокгольм! Получать Нобелевскую премию! Вот!..

- Куда? Куда?..

- В Стокгольм.

- У тебя температура?

- У меня нет температуры. У меня есть Нобелевская премия. Поняла?

- Возьми меня с собой!

- Рад бы - не могу. Уже сегодня нужно вылетать, все получилось очень срочно. Прости, я бегу, мне еще нужно кучу дел провернуть.

Он чмокнул ее в щеку и вприпрыжку понесся по коридору.

Дальнейшие события чем-то неуловимым напоминали Михаилу приятный сон. Больше всего он заботился о фраке.

Не забыть купить в Стокгольме фрак. Не забыть! И что это еще за чертовщина, фрак? Глупая вещь этот фрак! Когда садишься, нужно откидывать хвосты, чтобы не помять. Или, может быть, не нужно их откидывать?

...Поздним вечером он вылез из такси на аэродроме Шереметьево. С легким бежевым саквояжем весело вышагивал по залитым цветом дорожкам. Ему почему-то вспоминалась фраза директора, брошенная мимоходом при прощании: "О диссертациях ты не беспокойся, диссертации у тебя пойдут..." После всего пережитого Михаилу приятно было сознавать, что о диссертациях не нужно беспокоиться и что они пойдут. Видел бы его Орт, вот порадовался бы за своего ученика!

- Товарищ Подольский? - К Михаилу подошел вылощенный брюнет и, улыбаясь, взял у него из рук ношу. - Я буду вашим переводчиком. Ведь вы первый раз за границу?

- Да, - подтвердил Михаил, - первый.

...Через несколько часов полета в обществе очень веселого и жизнерадостного Саши у Подольского состоялся короткий разговор на Стокгольмском аэродроме.

- Господин Подольски? - спросил высоченный седой господин.

- Да.

- Я ваш гид. Меня зовут Ар Хенриксен.

С аэродрома Михаила доставили в фешенебельный отель. За огромными венецианскими окнами шумел незнакомый город.

Тут бы ему оглядеться и впитать в себя красоту этого северного города, здоровую свежесть его улиц, мерцанье воды в каналах и трепет красок множества цветов. Тут бы ему постигнуть неторопливую, размеренную поступь чужой жизни. Ведь был в этом городе секрет, который мог бы разгадать только новичок, первый раз ступивший на стокгольмские камни.

Ан нет, не получилось у Подольского серьезного знакомства с одной из красивейших европейских столиц. Михаилу казалось, что, улетая из Москвы, он забыл захлопнуть за собой дверь, через которую вытекла, перенеслась по воздуху и настигла его память. Мысли о доме, воспоминания, чувства недавние, чувства отмершие воскресли, обновились и подобно мощному весеннему ливню обрушились на Михаила. Он задыхался от острых приступов неопределенной тоски. Он как-то внезапно и сразу стал удивительно чувствителен, даже сентиментален.

Сразу по приезде репортеры стокгольмских газет и иностранные корреспонденты устроили небольшую пресс-конференцию, которую Михаил потом называл "пресс-свалкой". Вопросы и ответы были какими-то случайными, не обязательными. Впрочем, потом он понял, что все пресс-конференции схожи.

Знает ли он, что ему удалось побить рекорд молодости среди нобелевских лауреатов?.. Нет, но догадывается, должен же кто-то быть самым младшим. Как ему удалось сделать открытие?.. Здесь все дело в шифре, которым природа запирает свои замки. Ему случайно удалось раскрыть один такой замок. Нет, он не женат. Разумеется, именно поэтому у него нет детей. Нет, он не член партии. Не верующий. Как будто блондинки. Он еще не знает... Нет, нет, нет, благодарю вас!