Клиффорд Саймак - Всякая плоть - трава

22

С понятием пресс-конференции мистер Смит освоился очень легко. Я объяснил ему, в чем тут соль, по дороге к барьеру, где нас ждали журналисты.

- Значит, они - передатчики, - сказал он, ещё раз проверяя, так ли понял. - Вы им нечто говорите, а они говорят другим. Переводчики, как я.

- Да, в этом роде.

- Но ваш народ говорит одинаково. Механизм учил меня одному языку только.

- Потому что вам больше и не надо. Но люди на Земле говорят на разных языках. Впрочем, газетчики нужны не поэтому. Понимаете, весь народ сразу не может собраться и выслушать то, что мы хотим сказать. Поэтому задача репортеров распространять новости.

- Новости?

- То, что мы скажем. Или что скажет ещё кто-нибудь. Их дело - сообщать обо всем, что происходит. Где бы что ни случилось, репортеры тут как тут и сразу сообщают. Держат весь мир в курсе событий.

Смит чуть не пустился в пляс от восторга.

- Как прекрасно! - воскликнул он.

- Что ж тут прекрасного?

- Так изобретательно! Придумать все это! Таким способом один разумный говорит со всеми разумными. Все про него знают. Все слышат, что у него есть сказать.

Вот и барьер, по другую его сторону, на ближайшем клочке шоссе, толпятся репортеры. Цепочка их тянется вправо и влево от полосы асфальта.

Мы подходим, а фотографы и кинооператоры без передышки нас снимают.

Наконец мы у самого барьера, с той стороны сразу десятки голосов начинают что-то выкрикивать, но тотчас же кто-то наводит порядок, и тогда заговаривает один:

- Я Джадсон Барнс, от Ассошиэйтед Пресс. А вы, очевидно, Картер?

- Он самый.

- А кто этот джентльмен, ваш спутник?

- Его зовут Смит, - сказал я.

- Он, видно, прямо с маскарада? - поинтересовался кто-то другой.

- Нет, он - гуманоид с одного из смежных миров. Он будет помогать нам вести переговоры.

- Здравствуйте, сэры, - солидно и дружелюбно промолвил мистер Смит.

Из задних рядов кто-то выкрикнул:

- Нам тут не слышно!

- Есть микрофон, - сказав Барнс. - Вы не возражаете?

- Кидайте сюда, - сказал я.

Барнс бросил микрофон, я подхватил его на лету. Провод протянулся сквозь барьер. Со своего места я видел рупоры, установленные на обочине.

- Пожалуй, можно начинать, - сказал Барнс. - От властей мы, понятно, информацию получили, вам незачем повторять все, что вы им раньше рассказывали. Но есть кое-какие вопросы. И даже много вопросов.

Кверху взметнулась добрая дюжина рук.

- Давайте им слово по одному, - предложил Барнс.

Я кивнул долговязому сухопарому субъекту.

- Благодарю вас, сэр. Калеб Риверс, от "Канзас-Сити стар", представился он. - Насколько мы понимаем, вы сейчас выступаете от лица как бы это выразиться? - от лица другого народа, от населения другого мира. Не могли бы вы точнее определить свое положением. Выступаете вы как их официальный представитель, или неофициальный оратор, или своего рода посредник? Этого нам пока никто не разъяснил.

- Я отнюдь не официальное лицо. Вы что-нибудь слыхали про моего отца?

- Да, - сказал Риверс, - нам говорили, что он нашел какие-то цветы и очень заботливо за ними ухаживал. Но согласитесь, мистер Картер, что это, мягко говоря, ещё не делает вас пригодным для роли, которую вы сейчас играете.

- Ни для какой я роли не пригоден. Скажу по совести, эти пришельцы вряд ли могли выбрать худшего представителя. Но тут есть два обстоятельства, с которыми волей-неволей надо считаться. Во-первых, кроме меня, никого нет под рукой, я - единственный человек, который побывал в том мире. Во-вторых, и это очень важно, они мыслят не так, как мы, они просто не могут думать по-нашему. То, что с их точки зрения разумно и логично, с нашей, может быть, просто глупо. И наоборот, наши самые блестящие рассуждения могут им показаться вздором.

- Понимаю, - сказал Риверс. - Но, хотя вы откровенно признаете, что не годитесь на роль дипломата и посредника, вы все же за неё взялись. Не объясните ли нам, почему именно?

- У меня нет другого выхода. Положение таково, что надо попытаться поскорее установить хоть какое-то взаимопонимание между нами и тем народом. Не то начнется хаос, и тогда с ним уже не совладать.

- Что вы имеете в виду?

- Сейчас весь мир напуган, - сказал я. - Нужно как-то объяснить, что же происходит. Нет ничего хуже бессмысленных случайностей, беспричинных страхов, а покуда тот народ считает, что для взаимопонимания что-то делается, они, я думаю, оставят этот барьер как есть и ничего другого не предпримут. Сейчас они, по-моему, ничего нового не затевают. Я надеюсь, что положение хуже не станет, а тем временем, может, мы с ними до чего-нибудь и договоримся.

Мне махали руками другие репортеры, и я дал одному знак говорить.

- Фрэнк Робертс от "Вашингтон пост", - представился он. - У меня вопрос относительно этих переговоров. Насколько я понял, чужаки хотят получить доступ в наш мир, а взамен предлагают нам пользоваться богатым запасом знаний, собранных ими за долгое время.

- Все правильно, - сказал я.

- Для чего им нужно, чтобы мы их к себе пустили?

- Я и сам не вполне понимаю. Видимо, только через нашу Землю они могут двигаться дальше, в другие миры. Похоже, что все эти смежные миры расположены в определенном порядке и надо идти подряд, перескакивать нельзя. Честно признаюсь, вся эта премудрость мне не по зубам. Сейчас можно сделать только одно: согласиться вести с ними переговоры.

- Кроме общего предложения вступить в переговоры, вам не известны какие-либо конкретные условия?

- Нет. Может, какие-то условия и существуют. Но я их не знаю.

- Однако сейчас у вас есть... ну, скажем, советник. Нельзя ли задать вопрос непосредственно этому вашему мистеру Смиту?

- Вопрос? - встрепенулся Смит. - Принимаю ваш вопрос!

Он явно обрадовался, что и на него обратили внимание. Не без опаски я передал ему микрофон.

- Говорите прямо в эту штуку, - предупредил я его.

- Знаю. Я наблюдал.

- Вы отлично владеете нашим языком, - сказал ему корреспондент "Вашингтон пост".

- Немножко. Механизм учил меня.

- Можете вы что-нибудь прибавить относительно особых условий?

- Не ухватываю, - сказал Смит.

- Есть ли какие-то условия, на которых вы и все народы других миров будете настаивать, прежде чем прийти к соглашению с нами?

- Единственно только одно.

- Какое же?

- Проливаю свет. У вас есть явление, называется война. Очень плохо, конечно, но можно исправить. Рано или поздно народы вырастают из детства и перестают играть войной.

Он помолчал, обвел всех взглядом. Журналисты молча ждали. Наконец кто-то - не корреспондент "Вашингтон пост" - сказал:

- Да, конечно, в войне хорошего мало, но при чем тут...