Андрей Величко - Дом на берегу океана

На всякий случай я решил до прояснения ситуации не приближаться к берегу менее чем на тридцать метров, но, когда до него оставалось примерно вдвое больше, старик вдруг на глазах расслабился, положил копье и даже не сел, а практически упал на песок. Да он, небось, только сейчас рассмотрел, кто плывет, понял я и направил лодку прямо к островитянину, на всякий случай пересел и, перехватив румпель левой рукой, правую положил на рукоятку "Глока".

Вскоре наша посудинка ткнулась носом в песок, и Ханя, оставив автомат, бросилась к старику и что-то затараторила по-полинезийски. Старик отвечал, но редко и односложно – кажется, ему было трудно говорить. Впрочем, девушка это тоже сообразила, потому как метнулась к лодке, достала бутыль с водой и начала поить островитянина. После чего тот малость прибавил красноречия, и вскоре я уже слушал историю беглецов с Мангаревы в пересказе Хани.

Очень давно, когда старик был еще полным сил мужчиной, на Тараваи, втором по величине острове архипелага в лагуне, расположенном на юго-восток от Мангаревы, люди объединились под началом великого вождя Тамароа-Ику, вооружились и напали на Мангареву, где в то время жило четыре рода без единого руководства. Быстро выяснилось, что агрессоры – очень хорошие воины, с которыми невозможно справиться. А кроме того, они едят людей. В общем, война продолжалась несколько лет, и в результате два рода просто исчезли, один принял людоедство и признал над собой власть Тамароа, а последний сбежал на Акамару, небольшой островок на краю архипелага. Еще несколько лет у беглецов получалось успешно обороняться от набегов с Мангаревы, потому что в этом роду были потомственные моряки и кораблестроители, которые могли строить лодки из тех не очень больших деревьев, что еще оставались на острове. Кроме того, им удалось захватить с собой самое большое судно архипелага – последнее каноэ, оставшееся от далеких предков. Поэтому несколько морских сражений закончились поражением людоедских эскадр.

Но все на свете когда-нибудь да кончается, и недавно большую лодку пришлось поставить на очередной ремонт. А на Мангареве какой-то умник додумался соединять небольшие каноэ по два шестами с настилом, так что получалось что-то вроде катамарана. В общем, хотя последний штурм и был отбит, это стоило беглецам слишком дорого – погибли почти все мужчины, а двое оставшихся были ранены, да и среди женщин и детей осталось в живых меньше трети. Новое же нападение могло последовать в любой момент.

И тогда остатки рода, наскоро залатав дыры в своем большом каноэ, направились в океан, понимая, что на архипелаге их все равно съедят. На пятый день пути, когда лодка уже совсем было собралась окончательно потонуть, они наткнулись на атолл Оэно. И вот уже третий день жили здесь, понимая, что если в ближайшее время не пройдет дождя, то все они умрут от жажды. Правда, эти люди умели собирать росу пальмовых листьев, но полученной таким образом воды не хватало даже детям.

И, кстати, дым мне не померещился. Беглецы жгли костер, чтобы получить золу для обработки ран своих мужчин, но увидели приближающуюся "Мечту" и попрятались. А старик остался у полузатонувшего каноэ, потому что спрятать его было невозможно, взяв единственное оставшееся у беглецов копье с обсидиановым наконечником.

– Так тут что, полно больных, женщин и детей? – уточнил я. И, получив утвердительный ответ, велел старику звать всех на берег, где людям дадут воды и пищи. Сам же прыгнул в лодку и направил ее к "Мечте" – вид раненой ноги старика мне очень не понравился. Его явно надо было как можно быстрее показать Жене, а ведь тут вроде был еще как минимум один раненый. В общем, я хотел открыть переход с Оэно в гараж, а оттуда – на Хендерсон, чтобы не тратить времени, тем более что обратно ветер будет помогать меньше и, значит, плавание затянется.

Когда я вернулся, на берегу уже собралась небольшая толпа, перед которой, размахивая руками, ораторствовала Ханя, а Тим стоял чуть в стороне, направив ствол автомата в землю. Я еще успел услышать "Ник-ау" и "пришелец с неба", а потом, выбравшись на берег, начал разворачивать аппаратуру, параллельно пытаясь сосчитать людей. Так, четыре женщины, две старухи, десятка полтора детей в возрасте от грудного лет до двенадцати, и молодой парень чуть постарше Тима, без сознания лежащий на сплетенных из чего-то вроде листьев папоротника носилках. И вид у него даже хуже, чем у старика, прикинул я, открывая переход.

В гараж народ пришлось загонять чуть ли не пинками, зато, увидев хендерсонский пейзаж, оттуда они ломанулись сами. Затем на остров перешли Ханя с Тимом, а последним – я с аппаратурой. Тонге и Власу предстояло пригнать "Мечту" на наш остров – в свете только что полученной информации путешествие на Мангареву теряло смысл.

Клиника, хоть и с недоделками, но была уже построена, и Женя скомандовал тащить обоих тяжелобольных туда, а всем остальным, в том числе и тем, кто считает себя здоровым, располагаться неподалеку, никуда не ходить и ждать, когда о них позаботятся, что должен был сделать дядя Миша. Мне Зябликов сказал, что для всего этого народа нужно две больших палатки, ибо давать гостям свободно общаться с коренными хендерсонцами еще рано. После чего удалился в клинику, а я отправился в Москву за теми самыми палатками.

За время моего отсутствия на острове не прошло и десяти минут, так что мне пришлось еще почти полчаса ждать, пока Женя хоть как-то освободится.

Наконец он вышел.

– Если мы не хотим, чтобы парень умер, а старик остался без ноги, в Москву надо идти мне, – сообщил он. – Ты просто не сможешь достать и трети того, что требуется, а мне, кроме всего прочего, необходимы консультации.

– Не вопрос – переодевайся, и идем. Сколько это займет времени и сколько денег с собой брать?

Ни одного, ни другого ответа Женя толком не знал, так что я, прихватив с собой полмиллиона, провел его в гараж, а оттуда – к себе домой. В Москве было восемь утра, а понятие "начало рабочего дня" в нашем институте давно являлось весьма растяжимым. И, значит, я ждал, пока Зябликов сначала напишет несколько электронных писем, а потом составит список – куда и в каком порядке ему надо, а также сколь весомые вещи оттуда придется тащить. В общем, оказалось, что ни я, ни моя машина Жене не нужны, Москву он еще не забыл и к вечеру постарается управиться сам.

В полном соответствии с уже упомянутым следствием из закона всеобщей подлости мой приятель бегал по Москве не день, а три, завершив стаскивать какие-то пакеты и коробки в мою квартиру только вечером в пятницу. Правда, растратил он всего двести тридцать тысяч. И заявил, что теперь можно возвращаться.