Вычислитель. Тетралогия - Громов Александр Николаевич
– Уверены?
– Видел, как вас вижу!.. Это имеет значение?
– Любая мелочь имеет значение, – важно сказал Эрвин, и Ламбракис замолчал, снедаемый любопытством, но так и не осмелился поинтересоваться сутью вопросов вычислителя.
Почему два щупальца?.. Как только Ламбракис ушел, забрав с собой пустые тюбики, Эрвин откинулся на подушку, закрыл глаза и попытался найти ответ. Он знал, что ответ просто так не дастся, а вернее всего – ответов будет несколько, выбирай.
Выбрал неправильно – плати за ошибку. Никто, кроме тебя, в ней не виноват.
Но ведь можно и не выбирать! Можно улететь к чертовой матери с Хляби, никогда больше не увидеть Саргассова болота, встретиться со Стаббинсом, сломаться на первой же проверке и то ли долгие годы работать на дядю мелкой, лишенной всякого влияния сошкой, то ли быть вышвырнутым на дно жизни без денег, жилья и работы. Конечно, последнее все-таки лучше, чем в благополучном дикарстве дожить до старости на одном из Счастливых островов, и много лучше турпоходов по болоту…
И все же это не жизнь.
Мог ли язычник, в какой-то степени управляемый Кристи, догнать путников?
Да, если двигался безостановочно. Разумеется, ему надо время от времени отдыхать и питаться, он подстерегающий хищник, а не марафонец, – но разве знал он, беря в симбионты существо с развитым мозгом, на что способна женщина в исступлении? Бедный донный моллюск…
Но второй?..
Случайность?
Возможно. Строго говоря, оба язычника могут быть никак не связаны с бедной Кристи, мало ли язычников в болотных глубинах…
Была, однако, и другая возможность. Обдумывая ее, Эрвин незаметно отключился, подчиняясь требовавшему сна организму, и был разбужен толстым фельдшером, принесшим ужин – все те же тюбики.
– Ваш друг зайдет позже, – только и сказал эскулап в ответ на вопросительный взгляд, и Эрвин принялся за еду.
Ламбракис заглянул в палату поздно вечером. Под мышкой он держал сверток.
– Завтра в одиннадцать тридцать, – сообщил он. – Возьмите часы. На фельдшера не надейтесь – свое дело он сделал, а дальше ничего не видел, ничего не знает… Вот одежда, в ней вы будете смахивать на медика. Обувь тоже там. Советую вам размять мышцы, только не перетрудитесь и не покидайте этот отсек. В одиннадцать двадцать пять вы выходите, поворачиваете налево, затем направо до двери с малым иллюминатором. Стойте там, пока поблизости не остановится транспортер. Он красный и немного облезлый. В кабине будет сидеть чернявый парень в желтой майке. Дальше делаете так, как мы договорились. Помните?
– Конечно. Но…
– Я что-то упустил? – забеспокоился Ламбракис.
– Безусловно, – сказал Эрвин. – Есть одна закавыка, нюансик такой. Вы вытащили меня из болота вовсе не из милосердия, а потому что я нужен Стаббинсу. Для той же цели вы намерены увезти меня с этой планеты. Мы даже обговорили детали. Но вы так и не спросили меня, хочу ли я лететь.
Только одно мгновение лисья физиономия Ламбракиса выражала растерянность, но сейчас же закаменела, как у мелкого хищника, готового к любому повороту событий.
– Неужели не хотите?
– Я ничего не знаю об условиях.
– Поверьте, останетесь довольны, – пообещал Ламбракис.
– Одно условие я имею прямо сейчас, – продолжал Эрвин, как бы не слыша собеседника. – Если вы выполните его, то прочие мои требования могут быть значительно снижены. Если не готовы, то я никуда не лечу… Только не надо грозить выдать меня людям Прая. Вы этого не сделаете, скорее убьете. Но тогда останетесь ни с чем.
Ламбракис думал, сжав губы в ниточку.
– Ладно, – сказал он, – слушаю ваше условие.
– Я намерен задержаться на Хляби еще на несколько дней. Мне нужно судно небольшого тоннажа и обязательно с мощной лебедкой. Нужны вы и ваш пилот, сколько бы ни стоила его храбрость. Автоматический экспедиционный реаниматор в исправном состоянии и полностью заряженный. Оружие: три ручных лучемета как минимум. Тросы, крюки и прочее, что можно найти на складе и довести до ума в мастерской. Полагаю, все это можно достать здесь, на Сковородке.
– Не знаю… – Ламбракис пребывал в растерянности.
– Найдете, – без тени сомнения сказал Эрвин, – иначе какой же вы, к черту, Неоценимый? Свяжитесь со Стаббинсом, у вас ведь есть связь, и скажите ему, что если дело выгорит, то я его должник. И ваш тоже. Последнее можете Стаббинсу не говорить.
Ламбракис даже не улыбнулся шутке. Молчал, обдумывая перспективу.
– Язычника поймать хотите? – спросил он после раздумья.
– Точно.
– Без оружия вы никак не обойдетесь?
– Либо вы мне доверяете, либо уж тогда сразу переходите к плану «Б». Что там у вас для меня предусмотрено? Наркотик в вену и тушкой на орбиту?
– А реаниматор вам зачем?
– Сами увидите, если все получится. И вот еще что: вам придется вытащить с Хляби не только меня, но и еще одного человека. Справитесь? Если да, то и я вас не забуду, когда выпадет случай.
– Кто этот человек? – спросил, насторожившись, Ламбракис.
– Женщина, – ответил Эрвин. – Просто женщина.
Глава 16
Фиаско
Судно называлось «Эсмеральда», хотя название «Квазимодо» подошло бы ему куда больше. Неведомый корабел, спроектировавший эту посудину несколько десятилетий назад, в последнюю очередь думал о красоте линий и оптимальной крейсерской скорости. Зато о грузовместимости, прочности и мореходности он подумал как надо. За пять десятков лет ни полярные льды, ни морские чудовища, ни тайфуны не сумели утопить «Эсмеральду», хотя не раз пытались и раздавить, и переломить, и швырнуть на какой-нибудь особенно острый скальный зуб. Шкипер уверял, будто бы девять лет назад, когда «Эсмеральда» попала в «глаз» совсем уж невероятного урагана, судно перевернулось кверху килем, но благополучно выправилось, и приводил в доказательство отпечатки чьих-то грязных подошв на потолке рубки. Наверное, врал, но судно и в самом деле было крепкое. Ламбракис уверял, что выбрал самое лучшее из того, что можно было найти за короткое время. В качестве аргумента он указывал на новенький и не самый дешевый комплект автоматического управления ходом: дескать, на развалюху такое не поставят, смысла нет.
Пожалуй, он был прав. Облазив трюмы от бимсов до льял и изрядно выпачкавшись, Эрвин убедился в прочности набора и отсутствии кое-как исправленных повреждений. Грязнуха «Эсмеральда» вполне годилась для задуманного дела. Возможно, она была чуть великовата, но с этим недостатком Эрвин легко примирился: все-таки не катер, как можно было ожидать. Не поскупился Ламбракис. А грязь… ну что грязь? Можно и потерпеть. Чистыми бывают только лед и пламя, но человек жить в них не может. Зато при всей грязи и уродливости судно несло целых две грузовых стрелы, не считая мощных лебедок на брашпилях. Последние лет двадцать «Эсмеральда» вместе с полудюжиной подобных же страшилищ курсировала между Сковородкой и восточным побережьем, возя с молчаливого одобрения правительства контрабандные грузы, без которых отсталая планета навеки останется в аутсайдерах и которые, по правде сказать, не очень-то помогают ей поменять статус на более высокий, но все-таки позволяют не опуститься еще ниже.
Сейчас на судне находилось четверо людей; из обычной судовой команды – только шкипер. Настоявший на этом Ламбракис опасался распространения информации. Сколько «неоценимый» заплатил шкиперу за фрахт и работу, сколько приплатил «за страх», сколько надбавил за молчание – о том Эрвин не спрашивал.
Полузаконная, а то и вовсе незаконная работа порождает порой удивительные типы. Шкипер был колоритной фигурой – ростом на голову выше других, узкоплечий и настолько тощий, что казалось, самый незначительный бриз может сдуть его за борт. Он носил грубую брезентовую куртку, без тени смущения утверждая, что эта семейная реликвия много столетий назад принадлежала его далекому пращуру-китобою с Земли, и выцветшую заплатанную треуголку с остатками плюмажа, без которой (по его же словам) ни один уважающий себя китобой не отправлялся на промысел. Эрвин промолчал, сдержав улыбку, а Ламбракису и пилоту «Стрижа» было наплевать. Сдержанная реакция слушателей не остановила шкипера, он то хвастался, то молол чепуху, а когда не молол, то пыхтел трубкой, каковую набивал сушеными гифами грибов с подпольных плантаций Прокны, блаженствовал, пуская изо рта дым и слюни, и производил впечатление человека, доживающего последние часы. Ламбракис, правда, уверял, что шкипер находится в таком состоянии последние лет десять, превосходно себя чувствует и переселяться в лучший мир не планирует… Все равно казалось, что шкипер вот-вот свалится и перестанет жить.
