Гарднер Дозуа - Лучшее за год XXV/II: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк
Я не буду вспоминать. Не буду. «Правило № 5. Не давай воли чувствам».
Мы соорудили для тренировок что–то вроде выгребной ямы. Синий убрал часть пола на глубину примерно трех футов и заполнил выемку водой. Дворняга сочла, что это плавательный бассейн, и с удовольствием в нем плюхалась. Получилось не го, чего ожидал робот. («Эта вода ведет себя неправильно».) Синий по моей просьбе вываливал в эту емкость разные вещества до тех пор, пока я не нашла то, что не нравилась собаке, но к чему я сама могла приспособиться без риска для жизни: легкий сорт моторного масла. Несколько небольших банок такого масла основательно загрязнили воду, и после каждого практического занятия мне необходимо было принимать ванну.
Мне, но не Дворняге, потому что она никак не желала залезать в такой бассейн. Я, скрючившись, становилась на корточки на одной стороне бассейна и раскачивалась на краю, словно собираясь упасть. Через несколько дней такого представления собака принялась тянуть меня назад за юбку. Тогда я двинулась внутрь бассейна. До тех пор пока она могла вытягивать меня из бассейна таким образом, чтобы жидкость на нее не попадала, Дворняга радостно принимала участие в этой игре. Но когда я зашла настолько далеко, что, возможно, уже на самом деле нуждалась в спасении, Дворняга уселась на свою тощую задницу и отвернулась.
— Эта собака ведет себя неправильно.
Я увеличила количество сыра. Потом вообще перестала давать. Я умоляла, и приказывала, и подталкивала, и обнимала собаку, и вопила на нее. Дохлый номер, у меня ничего не выходило. Тем временем мне постоянно снились сны. Вернее, один и тот же сон, его протяженность не увеличилась, но он становился все ярче и интенсивнее.
Я гуляю по крошечному садику, усыпанному цинниями. Из открытого окна доносится музыка, сильная, мощная — запись какого–то оркестра. Ко мне подходит кот, он мурлычет, трется о ноги. В окне кто–то появляется, он окликает меня по имени, я поворачиваюсь…
И просыпаюсь от собственного крика.
Кошки. У меня жили кошки. До Войны. До всего этого. Я всегда держала кошек, всю свою жизнь. Независимых, надменных, самодостаточных и восхитительно высокомерных кошек.
Кошки…
Собака подо мной подпрыгивала, пытаясь взобраться на платформу и утешить меня, но я в этом не нуждалась. Я не буду вспоминать.
— Эта собака ведет себя неправильно. И так день за днем.
Я попросила робота убрать масло из бассейна. Но теперь у Дворняги уже выработался условный рефлекс. Она не хотела идти даже в чистую воду, в которой с наслаждением сидела прежде.
— Эта собака ведет себя неправильно.
И вот наступил день, когда Синий перестал тянуть свою надоевшую мантру, что испугало меня даже больше, чем я ожидала. Объявят ли мне, что я провалилась, или я просто умру?
Единственное, о чем я могла думать, — как убить Синего первой.
Синий — компьютер. Компьютер можно вывести из строя, выключив его или вырубив источник питания, еще их можно поджечь, облить кислотой и просто раздолбать на куски. Но тщательный осмотр помещения выявил полное отсутствие выключателей, проводов или чего–либо, что могло сойти за дистанционное управление. Если я смогу устроить пожар в этом закрытом помещении, то огонь заодно прикончит и меня. Любая разновидность жидкости с Синего просто скатывалась. И чем бы я могла разбить его, если это вообще возможно? Куском сыра?
Робот обладал интеллектом — в какой–то мере. Можно убить его, заманив в какую–нибудь ловушку. Однако моя тюрьма или убежище — отношение мое к этому месту менялось в зависимости от настроения — на самом деле «каких–нибудь ловушек» не содержала. И Синий мог заставить исчезнуть любую вещь, находящуюся здесь, внутри.
Что надо делать?
Всю ночь я не сомкнула глаз, пытаясь найти выход. По крайней мере, сны мне не снились. К утру у меня имелись лишь две идеи, и обе плохие. План «А» базировался на дискуссии, что никогда не было сильной стороной робота.
— Синий, эта собака ведет себя неправильно.
— Да.
— Эта собака не работает. Испортилась. Я должна взять другую собаку, чтобы она вела себя правильно. Не эту собаку.
Робот переместился поближе к Дворняге. Она уставилась на него и моргнула. Синий медленно облетел собаку по кругу, потом завис на исходной позиции в трех футах над землей.
— Эта собака работает.
— Нет. Эта собака выглядит так, словно работает. Но эта собака не работает внутри своей головы. Я не могу заставить эту собаку вести себя правильно. Мне нужна совсем другая собака.
Долгая мучительная пауза.
— Эта собака не работает внутри своей головы.
— Да.
— Ты можешь заставить другую собаку вести себя правильно? Как на демонстрации?
— Да.
По крайней мере, это даст мне какое–то время. Синий должен был видеть «неработающих» собак и людей на свалке, видит бог, их там предостаточно. Сумасшедшие люди, взбесившиеся животные, наркоманы, несущие всяческий бред, прежде чем умереть или застрелиться. В следующий раз мне надо будет добавить в бассейн чего–нибудь другого — что робот сочтет достаточно ядовитым, чтобы имитировать выгребную яму, но собака при этом туда зайдет. Если понадобится, я использую собственное дерьмо.
— Эта собака не работает внутри своей головы, — повторил Синий, усваивая новую мысль. — Ты заставишь совсем другую собаку вести себя правильно.
— Да.
— Почему бы и нет, черт возьми? — И потом: — Я убивать эту собаку.
— Нет! — Это слово сорвалось с моего языка прежде, чем я вообще осознала, что говорю.
Моя рука помимо моей воли вцепилась в Дворнягу. Собака подпрыгнула, но не укусила. Вместо этого, видимо почуяв мой страх, она съежилась и спряталась за меня.
— Ты не можешь убивать всех, кто не ведет себя так, как ты хочешь! — заорала я. — Люди, собаки… ты не можешь просто так убивать всех! Не можешь просто убивать… У меня была кошка… Я никогда не хотела собаку. Но эта собака… она ведет себя правильно… со своей точки зрения! Как долбаная собака… и ты не можешь просто… у меня была собака… то есть кошка и у меня был… был…
…из открытого окна доносится музыка, сильная, мощная — запись какого–то оркестра. Ко мне подходит кот, он мурлычет, трется о ноги. В окне кто–то появляется, он окликает меня по имени, я поворачиваюсь…
— У меня был ребенок!
О господи, нет, только не это… Все рванулось наружу, и воспоминания, и горе, и боль, все, все, что я отталкивала прочь от себя все эти три нескончаемых года для того, чтобы выжить… Не давай воли чувствам… Зак, Зак, Зак… солдаты стреляют, они как собаки… Мама, я здесь, мама, мама…
Я свернулась в клубок на полу, я выла, и мне очень хотелось умереть. Горе затопило и накрыло меня с головой, как цунами. Я плакала и кричала; не знаю, как долго это продолжалось. Кажется, я была невменяема. Не в человеческих силах выносить такую боль.
Однако такой накал боли не мог длиться слишком долго, и, когда потоп отхлынул, я ощутила, что все еще жива, что голова моя ноет от ушибов, поскольку я билась лбом о твердый пол, что я нахожусь в куполе и вокруг меня лают собаки. Зак умер. Неподалеку в воздухе парил Синий, он не изменился — робот, убивающий без злого умысла, робот, который не может кормить собак плотью, мясом, но будет убивать любого, поскольку запрограммирован на уничтожение. И не убивать меня у него нет причин…
Дворняга сидела на задних лапах, уставившись на меня печальными коричневыми глазами, и я сделала то, что поклялась себе больше никогда не делать. Я потянулась к живому теплу — обняла собаку и прижалась к ней. И она мне позволила.
Возможно, это и стало решающей, поворотной точкой в наших отношениях… не знаю.
Через какое–то время я, шатаясь, сумела встать на ноги. Взявшись за веревку, которая служила поводком Дворняге, я крепко обмотала ее вокруг руки.
— Синий, — сказала я, с трудом проталкивая слова через стиснутое горем горло. — Сделай отбросы.
Он подчинился. Это была основа плана «Б»: робот должен делать все, о чем я прошу, и круг этих вещей постепенно расширялся. Нет, речь шла не об освобождении или милосердии, но, по крайней мере, о комнатах, платформах, бассейнах и мусорных отходах. Я направилась к мусору, низвергавшемуся из привычного места в стене.
— Еще мусор! Большой мусор! Мне нужны эти отбросы, чтобы научить эту собаку вести себя правильно!
Зловонный поток увеличился. Старые покрышки, разбитая бытовая техника, салфетки, тряпье, консервные банки, сломанная мебель. Собачий вой сделался безумным и оглушительным.
Дворняга крепче прижалась ко мне.
— Большой мусор!
В комнату рухнул мотоцикл, искореженный так, что уже не подлежал ремонту. Отверстие в стене, откуда извергались отбросы, подернулось серым туманом, точно такого же цвета была поверхность Купола, когда меня затащило внутрь. На пол сверзлась половина дивана. Я схватила Дворнягу и, прячась за диваном, бросилась сквозь водопад мусора к отверстию в стене.
