Гарднер Дозуа - Лучшее за год XXV/II: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк

— Синий… прежде чем ты привел меня сюда… другой человек пробовал обучать собак?

— Эти собаки ведут себя неправильно.

— Да. Но другой человек, не я, был внутри? Заставлял собак вести себя правильно?

— Да.

— Что произошло с ним или с ней? Нет ответа.

— Что надо делать с другими людьми?

— Убить.

Я протянула руку к стене и потрогала ее. Стена была гладкая и скользкая, под кончиками пальцев возникло легкое, но неприятное покалывание. Я убрала ладонь.

Все компьютеры умеют считать.

— Сколько человек ты убил?

— Два.

Три — магическое число. Но колдовство тут не работает. Ни заклинания, ни магические круги; и всадники на белых конях не прискачут сюда, чтобы спасти меня. Я знала это еще со времен Войны. Просто выжить…

Итак, собаки.

Я выбрала маленькую шелудивую пуделиху. Она не укусила меня, когда старик от нее избавился, и не проявила особой злобы прошлой ночью. Это уже начало.

— Синий, убери одну собачью клетку. Но только эту одну. Клетка исчезла. Собака с недоверием уставилась на меня.

Как мне следовало реагировать? Вступить в общение на собачий манер? Обнюхать ее или помочиться? Зверюга была маленькая, но зубастая. И тут меня осенило.

— Синий, покажи мне, как эта собака вела себя неправильно.

Если б я смогла увидеть, что она делает не так, было бы от чего отталкиваться.

Синий приблизился на расстояние фута к собачьей морде. Пуделиха зарычала и отскочила. Робот отплыл по воздуху немного назад, и собака затихла, но продолжала стоять в угрожающей позе, если только такое определение применимо к существу, весящему девять или десять фунтов, — уши торчком, ноги напряжены для прыжка, шерсть на загривке вздыбилась.

— Ко мне, — сказал Синий.

Собака не отреагировала. Робот повторил свои передвижения, и Шелудивая сделала то же самое.

— Ты хочешь, чтобы собака шла за тобой, — констатировала я. — Как те собаки, что ты показывал.

— Да.

— Ты хочешь, чтобы собака шла к тебе, когда ты говоришь «ко мне».

— Любовь, — сказал робот.

— Что значит «любовь», Синий? Он не ответил.

Этого робот не знал. Его хозяева наверняка имели какое–нибудь понятие о любви, но черт его знает, что это было. И я тоже совсем не уверена, что разбираюсь в этой теме. Что характерно, они поручили Шелудивую… которая никогда не «полюбит» робота, и не пойдет к нему, и не будет лизать его, потому что собаки, даже я это знаю, ориентируются по запахам… они оставили ее на попечение металлическому шару, не пахнущему ни как собака, ни как человек. Неужели чужаки, пославшие сюда Синего, не могли додуматься до такой простой истины? Наблюдали ли они за всем этим фарсом или просто засунули полуразумный компьютер на Землю, под эту перевернутую вверх дном чашу, и сказали ему: «Найди для нас преданных собак». Кто знает, как рассуждают чужаки?

Я даже не знала, как думают собаки. Какая у них логика? Есть люди, которые намного лучше меня разбираются в этом деле, — профессиональные дрессировщики или парни из телешоу, что заставляют тигров прыгать через горящие обручи. Но их тут нет. Что ж… Я присела на корточки на почтительном расстоянии от собаки и скомандовала:

— Ко мне!

Она на меня зарычала.

— Синий, подними платформу повыше. — Я подняла руку на уровень плеча, показывая высоту.

Платформа удалилась от пола на указанное расстояние.

— Сделай немного печенья на платформе. Робот не отреагировал.

— Сделай немного… сыра на платформе.

Снова никакой реакции. Да, сыр на свалке не увидишь.

— Сделай немного хлеба на платформе.

Опять мимо. Может, платформа неудобна для использования?

— Сделай немного хлеба.

В ту же секунду из стены посыпались буханки.

— Хватит! Достаточно!

Шелудивая набросилась на хлеб и впилась в него зубами, другие собаки встрепенулись и залаяли. Я подняла одну буханку и положила на край платформы.

— Убери остальной хлеб.

Буханки испарились. Неудивительно, что собаки взирали на нас с подозрением. И я сама была слегка сбита с толку. В моей голове внезапно всплыла фраза из давно забытой детской книги: «Здесь все появляется и исчезает так быстро!»[53]

Я понятия не имела, в какой мере робот сможет или захочет исполнять мои распоряжения.

— Синий, сделай другое помещение для меня и этой одной собаки. Отдельно от других собак.

— Нет.

— Сделай эту комнату больше.

Помещение стало равномерно расширяться во все стороны.

— Перестань. — Движение прекратилось. — Сделай эту комнату больше с одного конца.

Ничего не изменилось.

— Ладно, сделай всю комнату больше.

Когда комната окончательно приняла новые размеры, в моем распоряжении оказалось пространство площадью сорок квадратных футов, посередине которого сгрудились клетки с собаками. После получаса экспериментов я добилась того, чтобы переместить платформу в один из углов — не слишком далеко от песьего зловония, но все же лучше, чем ничего («Правило № 1. Бери все, что можешь»). Я получила углубление в полу, наполненное теплой водой, а также пищу, питьевую воду, мыло, немного чистой одежды и моток веревки. Отвлекая Шелудивую кусочками хлеба, я привязала веревку к ее потертому ошейнику. После этого залезла в теплую воду и немного отскребла с себя грязь, затем затащила туда пуделиху. Она меня цапнула, но я ее все–таки как–то вымыла. После водной процедуры собака хорошенько отряхнулась, посмотрела на меня и устроилась спать на жестком полу. Я попросила у Синего мягкий коврик.

— Другие люди делать так, — сказал он.

И Синий их убил.

— Заткнись, — огрызнулась я.

В большой комнате не было ни дня, ни ночи, ни ощущения реальности. Я спала и ела, когда хотела, в остальное время работала. Синий никогда не покидал помещения. Он расположился в углу как огромное всевидящее око. Большой Брат или Боженька, не иначе.

В течение нескольких недель — по моим приблизительным подсчетам — я выдрессировала Шелудивую, обучив ее подходить по моему зову, сидеть и следовать за мной по команде. Я сделала это, раздавая куски хлеба и другие материальные блага. Пуделиха даже слегка растолстела. Мне было наплевать, черт с ней, пусть станет толстой, как Фиона.[54] Чесотка у собаки не прошла, но я никак не могла втемяшить в электронные мозги Синего понятия об элементарных лекарствах. А даже если бы он и понял меня, я не знала, какой препарат просить. Больной щенок тем временем умер в своей клетке.

Я кормила и мыла других собак, каждый день выгребала дерьмо из их клеток, но этим наши отношения ограничивались. Все мое время отнимала Шелудивая. Она относилась ко мне настороженно, никогда не сворачивалась клубком у моих ног и частенько рычала. В общем, любовь в этом месте как–то не приживалась.

Несмотря на это, Синий вдруг выплыл из своего угла и впервые за неделю заговорил, напугав меня чуть ли не до смерти:

— Эта собака ведет себя правильно.

— Да, спасибо, я старалась… нет, Синий…

Робот подплыл к морде Шелудивой, скомандовал «ко мне!» и отъехал. Собака уселась и принялась вылизывать лапу. Синий вернулся ко мне.

— Эта собака ведет себя неправильно.

Я приготовилась умереть.

— Нет, послушай меня… Послушай! Собака не может тебя унюхать! Собаки так ведут себя с людьми, потому что люди пахнут! Ты понимаешь?

— Нет. Эта собака ведет себя неправильно.

— Послушай! Как, черт возьми, ты можешь чему–нибудь научиться, если не хочешь ничего слушать? Ты должен иметь запах! Тогда собака будет тебя слушаться!

Синий остановился. Мы стояли, замерев — неестественная нелепая сцена, — пока робот соображал. Даже пуделиха перестала вылизывать лапу и уставилась на нас. Говорят, что собаки чуют запах страха.

Наконец Синий спросил:

— Что такое запах?

Невозможно объяснить, что такое запах. И пробовать не стоит. Вместо этого я стащила с себя юбку, разорвала и стянула тряпки, которые я носила как нижнее белье, и принялась тереть ими робота. Синий не выказал какой–либо реакции. Я надеялась, что он сделан не из такого материала, как сам Купол, с чьих гладких стенок соскальзывало любое распыляемое вещество. Но конечно, он был такой же скользкий! Поэтому я разорвала свои тряпки на полоски и привязала к нему обрывками веревки, еле справившись с дрожащими пальцами.

— Попробуй еще раз позвать собаку, Синий.

— Ко мне! — позвал робот и немного отплыл от Шелудивой. Пуделиха посмотрела на него, потом на меня, потом опять на парящий в воздухе металлический шар. Я задержала дыхание с безумной надеждой, что я таким образом уменьшу свой собственный, исходящий от меня запах. Шелудивая не двинулась с места.

— Эта собака ведет себя…

— Она пойдет, но пойдет за мной! — медленно, разделяя слова, сказала я. — Она чувствует мой запах и твой… мы оба пахнем одинаково, и это ее смущает! Но она пойдет к тебе как миленькая, если меня здесь не будет! Ты понял?