Вадим Еловенко - Власть. Пастухи на костылях

И расставаясь с уезжающим Сергеем, Владимир жалел только об одном, что и этот не встанет с ним потом под знамена революции. Так трудно было находить соратников. Невозможно трудно находить революционеров в одурманенном деньгами обществе.

- Привет, Штейн. Извини, что так поздно звоню. - Голос звонившего старик узнал сразу, не смотря на то, что не слышал того уже давненько.

- Привет, привет… Чего звонишь? - Старик с откровенным пренебрежением относился к звонившему, хотя тот не раз и не два доказывал, что так к нему относится не стоит.

- Фидан там как? Помогает тебе?

- Ага. Вчера второй том закончили. Он хочет в отпуск.

- Не до отпусков сейчас. - Отозвался голос на том конце провода.

- А чего так? - Старик откровенно насмехался над звонившим. - Неужто перепугался?

Через некоторое время молчания, звонивший сказал:

- Штейн, только честно… что происходит и что будет?

Старик сел в кресло и посмотрел на странные таблицы перед собой. Он их уже выучил давно, но, глядя на них, он радовался чему-то своему, только ему понятному.

- А ты уверен, что ты тот, кто достоин Правды? Она же тебя всегда пугала? Ты же других как стращал, что есть вещи, людям знать не положенные?

- Прекрати язвить, старик. Я не много прошу. Не забывай что ты на мои деньги… Неважно…

То, что звонивший не стал продолжать о деньгах, это было правильным. Старик даже повеселел, как быстро звонивший опомнился. Есть вещи, которые за деньги не купить. Есть люди, которые за деньги не продаются. Есть ИСТИНА, которая за деньги не раскрывается.

- Ты мне скажешь правду?

Старик подумал и сказал:

- Фидан не спит. Он пусть с тобой и общается, а я не хочу с тобой говорить.

Старик передал телефон подошедшему мужчине и тот сказал небрежно в трубку:

- Привет, Алекс.

- Что ты мне скажешь, друг? - спросил звонивший.

Мужчина, посмотрел на сидящего, улыбающегося старика, и сказал невесело в трубку:

- Готовьтесь к худшему, у вас есть максимум год… Раньше начнете раньше в покое будете.

- Все так серьезно?

- Да. - Кивнул мужчина. - Штейн ржет откровенно, что, мол, мы доигрались, но думаю что все еще серьезнее.

- Спасибо тебе, Фидан. Старику привет передай. Не хочу с ним прощаться.

- Хорошо, Саша. - Сказал, кладя трубку, мужчина и обратился к старику: - Ну, чего вы помириться не можете. Что он тебе сделал плохого?

- А ты забыл уже? - Спросил Штейн, тяжело поднимаясь.

- Личное - личным, работа - работой… - буркнул мужчина.- Сам же меня учил, когда я устал и от тебя сбежать хотел.

Старик подошел к столу своего помощника и спросил:

- Ты еще хочешь уйти? Выключи, кстати, свет. Слепит.

Мужчина, выключив свет в большой комнате и посмотрев равнодушно в панорамное окно, за которым рассыпались привычные холодные звезды, сказал:

- Не знаю. Я уже так свыкся… Да и что я буду делать в стране, в которой я ничего не понимаю.

- Они никто в ней ничего не понимают. Все во вранье запутались. - Старчески раздраженно сказал Штейн. - А кто понимал, скоро перестанет.

Мужчина подошел к окну, за которым в лунном и звездном свете невероятно развернулась великолепнейшая горная панорама. Четко очерченные тени недалеких скал напоминали ему лунные пейзажи, показанные недавно стариком.

- Интересно, а комета будет? - Задал странный вопрос Фидан.

- Будет конечно. Как же без нее? - Усмехнулся старик. - Ни разу без нее не обходилось.

Мужчина, не оборачиваясь, спросил у старика:

- И что им всем делать?

Старик поднялся и в темноте, пройдя к своему столу, сказал:

- Молиться. Молиться и приветствовать своего нового Пастуха. И надеяться, что он не перережет все стадо. Или что его опять остановят… Я надеюсь, не доживу до его расцвета…

- И люди допустят это? - отчаянно спросил Фидан.

- Они всегда его допускают. - Пожал плечами старик. - А потом героически пытаются его уничтожить. Люди, никогда не учатся. Давно бы мог понять.

- Не любишь ты, Штейн, людей… - с усмешкой сказал мужчина.

- Они меня тоже. Они меня жидом называют. - Кряхтя "жид" опустился в свое кресло и сказал: - Да и не за что любить всех людей… Это же стадо. Оно подчиняется стадным рефлексам. Любить надо кого-то конкретного. Вот я тебя люблю. Знаю, что ты меня любишь. Хотя, наверное, и ненавидишь…

- Не все же стадо… - раздраженный откровениями старика сказал Фидан.

- Не все. - Странно легко согласился Штейн. - Те, кому повезло взглянуть на стадо со стороны, обычно становились погонщиками и мясниками. Это же законы жизни. Не прикидывайся романтическим юнцом, Фидан.

Воцарившееся молчание в комнате слишком затянулось, и Фидан нисколько не удивился, услышав сиплое посапывание старика в кресле. Старик стал совсем плох за последние недели. В том, что Штейн, не шутит, говоря, что надеется не дожить до прихода Мясника, мужчина не сомневался. Старику очень не хотелось попасть под "раздачу" на старости лет. Он хотел умереть в еще спокойной и вроде внешне благополучной стране. Он любил эту страну. Она его нет, но он искренне любил ее. Не для себя же старик работал все эти годы, десятилетия. Без любви такие подвиги не совершаются.

Фидан и так много потративший времени на стариковские бумаги вдруг отчетливо подумал, что все ведь действительно уже было и не раз. Так чего пугаться? Какой смысл пугаться за страну, если гарантированно она уцелеет. Смысл пугаться за Мир, если вместо массы мясников в него придет один? А люди… Ну, да… люди… Как-нибудь уцелеют. Может крепче станут. А может случиться невероятное и они чему-то научатся? Мало вероятно, но все-таки! Может хоть в этот раз?

Скоро все решится…

Часть вторая.

Глава первая.

В рабочем зале Лаборатории звучала еле слышная классическая музыка и резкие удары мелом о доску.

Штейн, уверенными движениями, поглядывая на тетрадь в своей руке, выписывал длинные формулы пока что, обходясь без заполнения переменных цифрами или данными. Он писал до тех пор, пока вся доска не оказалась заполненной этими мало кому понятными формулами и знаками. Когда он уперся в края доски в самом низу, словно боясь упустить мысль, старик продолжил писать, загибая и загибая формулу наверх. Только когда он уже залез на предыдущие свои записи, то с удрученным вздохом остановился и сказал:

- Фидан, продиктуй мне, пожалуйста, на чем я тут остановился. А я туда переберусь.

Мужчина сидевший за длинным столом перед экраном монитора без промедления поднялся и подошел к доске. Штейн зачем-то отдал ему мел, а сам, вытирая руки о влажную тряпку, перешел к доске на противоположной стене. Светлая из специального пластика панель не позволяла писать на ней мелом и, взяв в плохо оттертые руки большой черный маркер, Штейн попросил: