Станислав Буркин - Фавн на берегу Томи

Только когда народники начали подходить друг к другу, обнимать, просить прощения и признаваться в любви, ему удалось воспользоваться суетой и вырваться на темную Черепичную улицу.

В субботу юбилейные мероприятия Мариинской гимназии проходили очень бурно, и Бакчаров был очень рад тому, что учительскому коллективу было не до него.

После самодеятельного спектакля весь учительский состав стал спускаться по гулкой парадной лестнице и погружаться в сани, чтобы прокатиться до университета, где по случаю юбилея собиралось все академическое общество города. И в семь часов вечера, когда в Томске было уже темно, покатили длинным караваном из Приютнодуховского переулка по Почтамтской улице мимо Троицкого собора в университет. Бакчаров ехал в санях профессора Заушайского и судорожно вдыхал зимний воздух, опасаясь предстоящего выступления перед ученой публикой.

Белый, увенчанный крестом Императорский университет встретил их семинарским хором. Как только учителя разделись, ректор университета пригласил всех построиться для памятного фотоснимка с профессурой. В тепле после морозной поездки покинувшие бал гости мгновенно захмелели, так что строились на парадной лестнице очень долго, сознательно, ради шуток и кокетства затягивая процесс.

— Внимание! Снимаю! — скомандовал фотограф, все торжественно осклабились, и ослепительно блеснул магний, рассыпав волшебные искры и выпустив в своды грибообразный куб дыма. Гости рассеянно поаплодировали фотографу, как будто тот показал фокус. Шумно беседуя, все двинулись по парадной лестнице, не подумав о том, что были только что увековечены на единственном снимке, сохранившем облик Дмитрия Борисовича Бакчарова того времени. У него взъерошенным ежиком лохматятся короткие волосы, крохотная бородка, маленькие усы с закрученными кончиками и испуганнососредоточенное выражение лица.

…В зале библиотеки собралось все мыслящее общество сибирской столицы. Фрачники шумели в дворцовом портере университета. Когда раздался колокольный звон, созывающий всех на лекцию, все засуетились.

— Артемий Федорович, ради Христа, — положил руку на грудь Бакчаров, когда профессор забежал за ним в лаборантскую, — я очень скверно себя чувствую…

— Дмитрий Борисович, не желаю и слышать! — схватил его за плечи профессор и выпихнул к кафедре.

Публика встретила его оживленным шепотом. Но вскоре воцарилось глубокое молчание. Бакчаров полистал сделанные накануне наброски, прокашлялся в платок и не без робости начал:

— Еще в первобытном обществе шаманы и жрецы, передавая знания из уст в уста на протяжении поколений, разработали способы воздействия на людей, которые сегодня называются гипнозом. Главный секрет этих якобы «магических» способов заключается в определении и использовании механизмов человеческого сознания с целью подавления воли и введения его в особые состояния рассеянности или полусна, во время которых человек чрезвычайно подвержен внушению. — Бакчаров остановился и окинул зал растерянным взглядом. Все внимательно его слушали. — Этот сакральный опыт, имевший изначально чисто ритуальное применение, стал приобретать прикладные назначения. Так что эти знания стали использовать не только лица, специально посвященные, но и простые люди, в том числе и мошенники. Так, методы целебного волхвования превратились в орудие аферистов и жуликов. Здесь прежде всего нужно сказать о старых странствующих цыганах, использующих в наши дни давно известные, но верные способы гипнотических практик…

Пока Бакчаров разгонял свой доклад, у какогото старого немца в первых рядах постоянно вырывались неуместные восклицания, словно лектор читал поэзию: «Удивительно! Возвышенно! — почти вслух твердил он или поворачивался к соседям и замечал: — А вот это есть глубоко». Он страшно раздражал Бакчарова, и учитель едва сдерживался, чтобы не сделать замечания.

— А теперь рассмотрим научное объяснение некоторых народных и цыганских способов очарования…

Тут красная капля упала на лист Бакчарова, и на заметках образовалась густая клякса. Дмитрий Борисович посмотрел вверх, озадаченно замер, потом осторожно потрогал усы. Носом шла кровь.

Внезапно Бакчаров заметил, что слева, у самой стены, отдельно, чуть в стороне от всех сидит и надменно наблюдает…

«Человек!» — вздрогнул лектор, осекся, ноги у него затряслись.

— С научной точки зрения одним из методов гипноза является втягивание человека в азартную игру… — попытался продолжить учитель, но пошатнулся, очки у него спали и повисли на шнурке. Перед Дмитрием Борисовичем поползли прозрачные, как тюль, змейки, все закружилось и потемнело. Бакчаров оступился, не сумел схватиться за кафедру и оглушительно грохнулся на пол. Зал ахнул, началась суета, многие повскакивали с мест и забегали над учителем.

Очнувшись, Бакчаров обнаружил, что лежит на канапе в небольшом будуаре дочерей губернатора. А рядом суетятся у туалетного столика переодетые, будто к маскараду, светские барышни.

— Чудно! Все готово, папенька! — объявила переодетая в Домино Анна Сергеевна и освободила толстенького Арлекина. Он соскочил с низкого туалетного табурета и подбежал к канапе Бакчарова.

— Дмитрий Борисович, вам уже лучше? — спросил толстенький Арлекин голосом губернатора. — А то у нас тут небольшой балаганчик намечается…

— Что я здесь делаю? — привставая, прохрипел учитель и сморщился, держась за пересохшее горло.

— Вам сделалось дурно во время доклада в университете. Я приказал доставить вас к нам, — напомнил губернатор, подавая Бакчарову стакан с водой. — К тому же вам нужна была какаято бумага от доктора Корвина. Сам доктор только что от вас отошел…

Дружественный голос добрякагенерала несколько успокоил учителя, он сделал глоток ледяной воды, и ему тут же стало легче.

В комнату вошел толстый мужчина в костюме джигита — в черкеске, подпоясанной широким поясом, с подоткнутым кинжалом и черной повязкой на левом глазу.

— Как самочувствие, господин учитель? — с ходу спросил джигит.

— Эм, — растерянно замычал Бакчаров. Он не успел чтолибо ответить, как джигит стал грозить ему пальцем:

— Дмитрий Борисович, вы недолечились! Вам знакомо понятие о возвратном тифе?

— Честное слово, — начал оправдываться учитель, как вдруг ряженые доктор и губернатор, словно забыв о нем, начали о чемто громко спорить давящимися басами. Спор их прервала переодетая в Домино девушка:

— Господа, пора начинать, иначе великий магистр отменит ночь, и солнце взойдет прямо теперь.