Сергей Другаль - Язычники
Над всей этой суетой только пастор Джонс остается спокойным. Модерн и благолепие наложили на его внешность причудливый отпечаток величавой доступности. Как человек он прост и доступен. Но как пророк, хранитель истины, прозревающий скрытое во времени, он величав. Каштановый локон мягким завитком ниспадает на белое чело, отрешенно светятся изумрудные глаза с голубыми, почти не подкрашенными белками. Но в нем можно узнать что-то от приходского священника, в нем еще угадывается милый налет провинциализма, и, возможно, этим объясняется ощущение доступности.
Кабинет его огромен и перечеркнут оранжевой дорожкой ковра. В конце замыкает дорожку массивный письменный стол — рабочее место пророка. По правую его руку оскалились белые клавиши пульта, по левую — угнездился экран видеофона. Больше никаких приборов в кабинете нет, если не считать кибера. Ферро бродит вдоль широкого окна и, поглядывая вниз, где снуют разноцветные прямоугольники автомашин, набирается впечатлений. В этом кабинете робот смотрится вторым хозяином.
Пророк благодушно настроен. Сейчас он не спешит, он даже может позволить себе передохнуть. Позади остался год напряженной работы. Нет, репрезентант Суинли не ошибся в нем. У молодого пастора оказалась железная хватка организатора и блестящие способности демагога. Пастор Джонс развил невиданную энергию. Он разрывался на части, и день его был заполнен делом, он успевал везде, заражая сотрудников энтузиазмом. Он принимал банкиров и удивлял их знаниями тонкостей биржевой игры, он беседовал с психологами, специалистами по рекламе, математиками и философами, предлагал работу одним и указывал на дверь другим. Он просматривал каталоги фирм вычислительной техники и подписывал заказы. Он нанимал агентов, сотни агентов: артистов и операторов, телепатов, хиромантов, шулеров и пиротехников, элегантных сутенеров и тихих баптистов, маклеров, полицейских, музыкантов, поэтов, боксеров и домохозяек, и всем находилось дело в гигантском концерне пророка. Он дважды в день посещал резиденцию репрезентанта Суинли, где непрерывно заседал штаб битвы за душу обывателя. Пастор Джонс больше не занимал официальной должности, он пророк, он вне церковной иерархии. Мог ли еще год назад мечтать об этом смиренный слуга Господний, благословение Божие на глупую голову наивного проходимца Тимоти Слэнга, где-то он теперь?
Отец Джонс откладывает пластиковое полотнище газеты, он сладко потягивается и щелкает тумблером. Вчерашняя программа, скомпонованная для него отделом информации, представляет собой выжимку из телепередач, посвященных пророку, — смотреть что-либо просто не хватает времени.
На объемном голоэкране кубическое здание с надписью по фасаду «Банк Харисидис — абсолютная гарантия». Его наплывом вытесняет лицо банкира. Папаша Харисидис плутовато улыбается, видимо, беседует с репортером. Банкир владеет мимикой, ибо лицо его мгновенно делается сосредоточенным, как только на воротник прицепляется микрофон.
— Апостол, простите, оговорился, пророк Джонс проявил себя как дальновидный политик. Вера в пришествие механического мессии — это как раз то, чего не хватало нашему обществу всеобщего благоденствия, я бы сказал сильнее — торжествующей демократии. А что может быть более демократичным, чем равенство во грехах? В грехе равны и банкир Харисидис, и последний мелкий жулик-обыватель. Я негодяй — это раньше знал каждый сам о себе. Знал и стыдливо помалкивал. Я — подлец, теперь можно сказать открыто, и никто не остановится в изумлении, ибо какое дело железному мессии до моих или ваших моральных качеств. И это прекрасно, это демократично! Всеобщее негодяйство гарантирует высокие дивиденды, поскольку ни один дурак не доверит своих денег честному банкиру. А что может быть важнее дивидендов? Что, я вас спрашиваю? Ничто, запомните, и благодать снизойдет на вас, ничто не может быть важнее дивидендов! Пусть бросят в меня камень. Бросайте, я не боюсь быть побитым. Мои вкладчики, я с понятной гордостью говорю об этом, отдают свои деньги в руки мерзавца, каковым являюсь я! Вас шокирует мое признание, вы смущены, вам неловко за меня, мой имидж упал до нулевой отметки? Следующей фразой я восстанавливаю свое реноме. Знайте, с сего дня мой банк гарантирует девять процентов годовых на вложенный капитал! Ну как, не правда ли, до чего милый человек папаша Харисидис. Не зря в моем банке хранит свои трудовые сбережения апостол, простите, оговорился, пророк Джонс.
Пастор Джонс выслушивает интервью не моргнув глазом: интересно, какой счет они ему открыли, эти Харисидисы? Вообще, интересно, откуда в концерне берутся практически неограниченные средства? Об этом не беспокойтесь, ответил ему как-то репрезентант Суинли, ваше дело — идеология.
Что хорошо в его течении, так это возможность любого толкования: и прохиндей и праведник найдут в нем утешение по вкусу. Но банкира уже сменяет на экране известный философ Рахтенгоф Ричард, профессор, лауреат и прочая и прочая. Немолодой уже профессор стоит за кафедрой на фоне каких-то таблиц и диаграмм.
— Новый взгляд на природу и назначение человека, — говорит профессор хорошо поставленным голосом, — еще раз подтвердил мой тезис о разумном устройстве именно нашего общества. Общества свободных индивидуумов, не зависящих от чуждых нам влияний, отвергающих любое вмешательство, под каким бы благовидным лозунгом оно нам ни навязывалось. Что я и зачем я! Для счастья, отвечают марксисты. Примитивно, наивно. Сотни философских систем были построены и отвергнуты, ибо никто не знает ответа. И марксистскую концепцию отвергает сама история, поскольку счастья никогда не хватит на всех. Поясню простым примером. Представьте, каждому из нас дали по миллиону. — Профессор делает жест, как бы беря упомянутый миллион. — Освободитесь ли вы от желания приобрести еще один, нет, лучше два миллиона? И разве делает вас счастливым сознание, что ваш сосед имеет столько же, сколько и вы, или, хуже того, больше вас? Нет и еще раз нет!
Но что нам дает новое направление, путь пророка? Отвечаю: ясность цели, ибо ясна функция бытия. Горько признавать — но эта горечь плодотворна, — что человек не самое разумное порождение эволюции — это без сомнения. Увы, мы с вами не более чем промежуточная, переходная стадия от обезьяны к роботу. Вдумайтесь, осознайте. Это звучит ново, но не безнадежно, это даже бодрит и дает нам возможность жить сегодня: завтра у нас нет, мы, как говорит кибер Ферро, выполнили предначертание. Мы служили иллюзиям, теперь они развеяны. Так примем дни оставшиеся в смирении и понимании тщеты наших усилий изменить настоящее, если мне дозволено будет сказать словами пророка, этого величайшего мыслителя нашего века, так тонко и проникновенно уловившего суть эпохи. Благодарю вас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});