Юрий Греков - На кругах времен (Сборник)

Ему оставалось только три дня до того срока, когда, закончив курс кассирских наук, тутошний, Иван Жуков. явится на свою квартиру по улице Александровской. И вряд ли ему понравится, что место его занято, пусть даже очень похожим на него гражданином, пусть даже тоже Иваном Жуковым. Дальнейшее развитие событий могло быть всяким, но наиболее вероятное: заглянувшая на шум хозяйка остолбенеет при виде своего раздвоившегося постояльца, размахивающего кулаками перед собственным носом (или носами?) и в поисках самоуспокоения понесется к центуриону Хрисову… Съехать с этой квартиры? Это лишь отсрочит встречу — городишко-то плевый, двум Иванам Жуковым в нем не ужиться. Это соображение заставило Жукова ускорить шаг и он, громыхая раскладушками, перебежал мостовую прямо под носом у извозчика. Тот изо всех сил натянул вожжи и завопил вслед Ивану что-то нечленораздельное, но, безусловно, оскорбительное. Жуков через плечо огрызнулся: скрипи-скрипи, песок тебе в колесо, а не джем…

Втащив раскладушки в сарай, Иван достал из багажника велосипеда инструмент, быстро содрал с алюминиевых остовов брезент, и стал осторожно распиливать первую раскладушку.

Хотя в запасе у него оставалось еще три дня. тянуть было нечего. Потому что затеянное Иваном могло окончиться одинаково успешно или одинаково плачевно и через три дня и через час. Распилив три раскладушки, Иван принялся склепывать трубки, не забывая подкладывать тряпочку под молоток, чтоб не дай бог не нашуметь…

На следующий вечер уже к полуночи стремянка почти упиралась в потолок, но Ивану показалась все-таки низковатой. И он принялся распиливать четвертую раскладушку…

И тут, очевидно, самое время пояснить, зачем вдруг понадобилась Ивану Жукову самодельная лестница и что собирался он с ней делать…

Глава восьмая

Как и во всякой азартной игре, в этой тоже были свои, не сразу понятные, тонкости. Иван, собственно, и не пытался в них вникнуть — и прежде он никакого интереса не испытывал ни к картам, ни к другим способам заработать деньги, не работая. Поэтому, выслушав объяснение Гая Петровича тому, что происходит по вечерам в дальнем углу Соборного парка, он запомнил суть, не вдумываясь в детали. Суть же состояла в том, что упомянутый угол парка был своего рода местным Монте-Карло. Нет, рулетку здесь не крутили. Способ игры был совсем другой: игроки поочередно высоко подбрасывали монету, и, если она падала на замлю, партнер выкладывал ставку. Если же подброшенная монета исчезала, то платил бросавший. Примерно на высоте трех метров проходила незримая гранича, переход которой сулил проигрыш — за ней монета пропадала, словно растворившись в воздухе. Все искусство игрока заключалось в том, чтобы не бросить монету выше, чем нужно, бросив достаточно высоко.

На вопрос Ивана — что же происходит с монетой на высоте трех метров? Сверливый пожал плечами:

— Исчезает… Не в прямом, конечно, смысле. Ничего ей не делается. Очевидно проскакивает в другое время…

Гай Петрович еще что-то говорил, Иван слушал вполуха — в памяти его закопошилось неясное воспоминание, которое никак не могло выкарабкаться на поверхность. Иван напрягся мысленно, чувствуя, что воспоминание важное, но ничего не мог поделать. Казалось, вот-вот еще немного — и вспомнит, или хоть за кончик ухватится, но .воспоминание выскальзывало, как намыленное, оставляя в душе беспокойство и злость.

Сверливый, будучи человеком деликатным, довольно быстро сообразил, что собеседника его что-то гнетет, и отнеся это на счет браги, решительно сказал:

— Вот что, Иван Петрович, пожалуй, нам пора. И вид у вас, должен сказать, неважный. Пойдемте-ка по домам…

Иван ворочался на койке, злясь на себя, — сон не шел, голова гудела от браги и бессильных попыток выковырнуть из памяти неясно мелькнувшее воспоминание, нывшее занозой с каждой минутой все нестерпимее.

Стоило Ивану шевельнуться — пружины громко и противно взвизгивали в тишине и притихшая было за занавеской муха начинала биться о стекло, нудно жужжа. Глубокая ночь, но там, за окном, только отдерни марлевую занавеску, ослепительное солнце заливает пустырь, по которому в нескончаемом беге плывет желтая собака, а высоко в небе чертят невидимый путь два самолета, один из которых взорвется через мгновение, чтобы еще через мгновение вновь поплыла по выжженному полю собака, рассыпавшаяся на сверкающие стекляшки…

К открывающемуся из окна виду Иван привык, перестав обращать внимание и на муху и на все остальное. Но сейчас нудное жужжание лезло в уши, раздражая и без того взбудораженный мозг. Встать бы и придавить проклятую муху, но Иван уже убедился, что это напрасный труд — он передавил десятка два, наверное, но стоило задернуть занавеску, как нудное жужжание возобновлялось с прежней противностью.

Только под утро Ивану кое-как удалось задремать. И тут-то и произошло то, что никак до сих пор ему не удавалось сделать усилием воли. Отпустившее мозг напряжение распустило судорожно сжавшиеся кольца памяти, и воспоминание всплыло легко и свободно.

Перед закрытыми глазами возникла из ничего большая серебряная монета. И этот столь ординарный предмет оказался тем самым кончиком, за который вытащить всю цепочку было легко и просто. Иван проснулся мгновенно. Монета исчезла, но настойчивая потребность во что бы то ни стало вспомнить что-то очень важное, как от удара кремня о кремень, обернулась искрой, осветившей самые потаенные уголки памяти. И он уже знал, что через мгновение придет к поразительной догадке, которая все может изменить…

С полгода назад он менял старую проводку в городском краеведческом музее. Работы было немного — музей занимал три небольшие комнатки, в которых прежде помещалось ателье индпошива. Заведующий музеем Павел Федорович в благодарность устроил Ивану персональную экскурсию, подолгу останавливаясь у стендов и планшетов, развешанных по стенам. Жук добросовестно разглядывал обломки ядер и сабель, битые горшки и, как непочтительно подумал он про себя, прочий мусор. Но Павел Федорович рассказывал обстоятельно и даже интересно. Остановившись, наконец, у витрины, где на потертом черном бархате лежало десятка два монет, Павел Федорович пояснил, что все они найдены на территории района, что является очень важным свидетельством тон роли, которую, вероятно, играл в древности их paйцентр. Монеты были разного времени и разного происхождения, что заставляло Павла Федоровича предполагать и даже утверждать: их городок в течение веков поддерживал связи с самыми отдаленными краями. Павел Федорович по привычке не преминул пожаловаться, что серьезных археологических раскопок здесь не производилось.