Владимир Корчагин - Именем человечества

— Не надо, Дима, — Максим положил руку ему на плечо. — Криком делу не поможешь, Да, господа, мы не зададим вам ни одного вопроса: нам все ясно. И не окажем никакого противодействия. Мы просто никуда не пойдем до тех пор, пока вы не пригласите представителя нашего посольства.

— Ну, хорошо! Я предупреждал. — Американец взмахнул рукой и подал какую-то команду. В тот же миг на отведенных за спину руках Максима щелкнули наручники, плотная повязка закрыла глаза, а в рот был всунут жесткий кляп.

«Вот подлецы»! — он попытался увернуться от цепких рук похитителей. Но те обступили его со всех сторон, ухватили за руки и за ноги, подняли и понесли.

…Повязку сняли лишь в самолете. Максим осторожно приоткрыл глаза. Дмитрий сидел рядом. Тоже в наручниках. Лицо его было бледным, волосы всклокочены, правая бровь рассечена. Но глаза горели упрямым огнем.

Максим склонился к нему, шепнул одними губами:.

— Листок с твоими расчетами нужно уничтожить.

— Уже. А как нептуний?

— Ампула спрятана надежно. Держись, Дима.

Тот молча кивнул. Максим огляделся по сторонам. Они сидели в огромной кабине военного самолета. Рядом с ними разместились четверо верзил с заметно оттопыренными карманами. Двое других с автоматами на коленях расположились чуть поодаль. Сердце Максима сжалось в тревожном предчувствии. В памяти вновь возникли последние месяцы, проведенные на корабле.

…Это было в то утро, когда он особенно ясно осознал, что вся его работа в информатории, все знания, какие он здесь получил, окажутся сплошной бессмыслицей, если он не вернется с ними на Землю, не передаст их людям.

Но как же Миона? Что будет с их любовью, их счастьем?

И словно в ответ на это, в домике, где он приводил в порядок свои записи, раздался сигнал ближней связи. Миона стояла у самого экрана, с нежной тревогой вглядываясь в глаза Максима:

— Мне хочется видеть тебя, милый.

— Сейчас я иду к тебе.

— Нет, я знаю: ты работаешь. Я сама приду.

Экран погас. Максим захлопнул дневник и сжал лицо Руками, чтобы не застонать от нестерпимой душевной боли. Как любима, как бесконечно дорога была ему эта необыкновенная женщина! Уже больше полгода прошло с тех пор, как они стали мужем и женой, но каждый час, каждая минута, проведенные с ней, были полны совершенно особого, непередаваемого очарования. Не было случая чтобы, расставаясь с ней хоть ненадолго, он не испытывал боли разлуки, и не было мгновенья, чтобы он не хотел видеть ее вновь и вновь.

Став мужем и женой, они по-прежнему жили каждые в своем домике, лишь время от времени встречаясь где-нибудь в укромном уголке или навещая друг друга на правах гостей. Так было принято в системе Агно, и Максим не видел нужды менять эту в общем-то неплохую традицию, тем более, что встречи после долгих часов разлуки приносили особенную радость.

Она вошла неслышно, как всегда, остановилась сзади кресла, обвила его шею тонкими прохладными руками, прижалась лицом к щеке. Он обнял ее за талию, хотел усадить к себе на колени. Но она мягко высвободилась из его рук и, придвинув любимую скамеечку, уселась неподалеку от кресла:

— Ты работай, работай! А я посижу рядышком, смирненько, как тики, — она спрятала голову ему под руку и замерла, будто перестав дышать.

Он нагнулся к ней, зарылся лицом в ее мягкие пахучие волосы. Время для них словно остановилось. Наконец она отыскала его руку, тихо шепнула:

— Почему ты не работаешь?

— А ты смогла бы сейчас работать?

Она молча покачала головой, постаралась улыбнуться. Но от Максима не укрылось, что в глазах ее пряталось смятенье. Он легонько приподнял ее за подбородок.

— Что-то случилось, Ми?

— Нет, но я до сих пор не ответила тебе на один вопрос. Помнишь, ты как-то спросил: смогу ли я жить на Земле?

— Да…

— Так вот, я много думала об этом. И пришла к выводу, что я, наверное, смогла бы жить на Земле. Без большого комфорта, конечно, ни на минуту не расставаясь с биофильтрами, но смогла бы, если бы… Если бы я была одна с тобой… — она вдруг замолчала, порывисто прижалась к нему лицом.

Он молча ждал, боясь поверить своей догадке.

— Но я не буду больше одна, Максим, — послышался наконец ее приглушенный шепот. — У меня будет малыш… Сын… Наш сын, Максим.

— Любимая моя!.. — только и смог вымолвить Максим, покрывая поцелуями ее лицо. Но Миона снова мягко отбранилась от него:

— И вот он-то, наш сын, не сможет жить на Земле, — закончила она с глубокой грустью.

Этим было сказано все. Это был последний приговор. Но мозг отказывался в него верить. Именно сейчас, узнав эту счастливейшую новость в своей жизни, Максим меньше всего мог представить, что им грозит окончательная разлука. Но в глазах Мионы была бесконечная печаль:

— Мы с ним должны остаться на корабле, Максим. А корабль… Корабль улетает, — закончила она прерывающимся голосом.

— Как?! Улетает совсем? В систему Агно?

— Да, и раньше, чем я думала. Этана закончила почти все приготовления. А земляне могут обнаружить нас каждую минуту. Тогда придется стартовать немедленно. Видно, приходит время нам расстаться, милый…

— Нет! Никогда! — вскричал Максим, вскакивая о места и беря ее на руки, как малое дитя.

— Что нет? Что никогда? — грустно улыбнулась Миона, пряча лицо у него на груди. — Как часто вы, земляне, не хотите взглянуть правде в глаза, понять, что жизнь сурова, что иной она просто не может быть. Нам же с тобой она до сих пор дарила только радости. И я никогда не забуду этого, Максим.

— Нет! Нет! — твердил он, словно в исступлении. — Наша любовь должна преодолеть все!

— Наша любовь — только любовь. А жизнь — нечто значительно большее, — сказала Миона тихо, но твердо. И Максим понял, что перед ним уже не девочка, а взрос лая женщина системы Агно. — Мы смогли бы остаться вместе лишь при одном условии: если бы ты согласился покинуть Землю излететь вместе с нами. Но ты… Ты не сможешь жить без Земли, я знаю. Я знаю, как ты любишь меня. Но знаю, что есть и еще большая любовь — любовь к Родине. И как ни страшно, как ни безумно страшно рас статься с тобой, но в тысячу раз страшнее увидеть тебя тоскующим по Земле, раскаивающимся в том, что ты улетел со мной. А так было бы, милый. Поэтому, любя тебя, я не могу даже в мыслях допустить, чтобы ты покинул Землю. Хотя как трудно станет здесь без тебя твоей жене… Твоему сыну… Нет, нет, не отвечай! Не говори ни слова! У нас еще будет время подумать и поговорить об этом. А сейчас, прощай! Любимый мой!.. — она прижалась губами к его глазам и выскользнула из комнаты. Тут только он почувствовал, что лицо его мокро от ее слез.