Владимир Корчагин - Именем человечества

— Да получишь ты свои деньги, старый скупердяй, не беспокойся. Но чтоб больше никаких фокусов? Будешь делать только то, что я скажу. И все, что я скажу. Без всяких расспросов! Видеться теперь станем каждый день в ельнике, за гаражом леспромхоза, ровно в девять вечера. И чтобы ни одна живая душа не заметила, как ты туда идешь. Все!

Чалый спрятал бумагу в карман и хлопнул дверью. Вырин вытер рукавом пот:

— Господи, только бы все это кончилось! Только бы пронесло!

Марья встретила ее с настороженным благодушием:

— Проходите, проходите, милости прошу! Вот сюда, в чистый угол. Молочка не угодно ли? Вы, поди, из кон торы или из этих… дачников?

Таня села к столу, откинула волосы:

— Вы, конечно, меня не узнаете, Мария Сидоровна. А ведь я лечила вас. И вас и детей ваших…

Марья вгляделась в лицо гостьи и вдруг с криком метнулась к двери:

— Чур меня, чур! Святые угодники!

— Да не пугайтесь, Мария Сидоровна! Я знаю, вы считали, что я умерла. Но это ошибка, всего лишь ошибка. Сделалось худо, потеряла сознание, ну и… Можете перекрестить меня, если хотите.

— Да? Можно? — она торопливо осенила гостью крестом, осторожно, все еще вздрагивая, присела к столу:

— Да как же, ведь все говорили, что схоронили вас.

— Мало ли бывает ошибок. Вот и дядю Степана чуть не зачислили в покойники.

— Не говорите! Как увидела я его там, в лесу, ну, думаю, преставился старик.

— Вот видите. Так и со мной.

Глаза Марьи потеплели:

— Уж вы простите меня, старую. Наслушалась я бабьих сказок. Вот и решила — нечистая сила ко мне пожаловала…

— Успокойтесь, Мария Сидоровна. А я к вам по делу.

Сейчас была в больнице, у дяди Степана.

— Ну, как он? Больно плохой, говорят.

— Да нет, поправляется понемногу. Теперь я лечу его.

— Дай бог, дай бог!

— К концу недели, возможно, он выпишется, придет домой. А там, я слышала, ужасный беспорядок.

— И-ии! Не приведи господь! Все вверх дном!

— Вот я и хотела немного прибрать у него. Вы не поможете мне?

— Как не помочь, конечно, помогу. Прямо сейчас и пойдемте. Я сама давно собиралась, да ведь то одно, то другое… — Марья взяла ведра, тряпки и повела Таню в соседний двор.

— Вот видите, что натворили лихие люди, — сказала она, отворяя дверь в избу Силкина. — И что искали? Что взять у старика? Не иначе, как малеевский клад до сих пор кому-то покоя не дает.

Но Таня не слушала ее. Едва ступив в избу, она в сильном волнении нажала пальцем на элемент связи, который был искусно закреплен у нее за ухом, под кожей, и, боясь поверить своему счастью, ясно услышала:

— Главный информаторий Ао Тэо Ларра приветствует вас. Назовите мысленно наш шифр, шифр командира корабля…

«Жив… Жив Максим…» — она в изнеможении опустилась на стул, тщетно стараясь сдержать хлынувшие слезы.

— Не плачьте, Татьяна Аркадьевна, сейчас все уберем. Я сама, как увидела в первый раз такой разгром, чуть не разревелась, Вот ведь лиходеи!

А уже через три дня они сидели за столом в чистой, аккуратно прибранной избе, где шумел самовар, пахло Душицей и медом, и Степан Силкин, только что вымывшийся в бане, одетый в свежее, тщательно проглаженное Таней белье, тянул пятую или шестую чашку чая, не выпуская из рук полотенца, которым непрерывно вытирал лицо и шею.

За окнами стемнело. Иван с Марьей, которые тоже наведались к выписавшемуся из больницы соседу, ушли к себе домой, самовар умолк. Силкин в последний раз обмахнулся полотенцем и перевернул чашку вверх дном:

— Ну, Татьяна Аркадьевна, голубушка, уважила ты старика, ровно как дочь родная. А я уж думал, никому и не нужен старый Степан. Колька, сын мой, и писем не пишет. Максим как в воду канул. А вы, стало быть, поженились с ним, с Максимом-то? И сынок у вас растет? Это хорошо. Я еще, когда ты у нас здесь работала, смотрел на вас и думал: вот славная была бы пара! Да тут такой случай… А где он теперь, сынишка-то?

— Он здесь, со мной, у Веры, тетки моей.

— У Веры Григорьевны? Как же, знаю. Степенная женщина. А Максим, значит, опять пропал? Да ты не убивайся, не плачь. Объявится твой Максим, что я, не, знаю его? В каких только переделках не побывал! Не иначе и там шпиёны пакостят. Ведь как тут все подстроили! И я, старый хрыч, чуть не попался им на удочку. Поверил этой Клавке, что Максим уехал. Но в главном-то они меня не перехитрили. Не-ет! Как начал этот хмырь пытать меня насчет Максимова добра, так я сразу и смикитил: что-то тут нечисто. Пошел в избу, вроде бы за его вещами. А сам вынул из сундука этот кругляшок с бумагами и — шасть в баню. Там у меня под полом доска отстала: все недосуг было приколотить. Так я отодвинул эту дощечку и все туда, под пол. И землицей сверху присыпал. Что, взяли?! Дома-то, говоришь, все вверх дном перевернули. А там, в баньке, все целехонько. — Силкин довольно рассмеялся.

— И все-таки перепрятать надо, дядя Степан, унести все в тайгу подальше.

— Знамо дело! Завтра вместе с тобой все и схороним. Есть у меня одно местечко на примете. А ведь тогда до того ли было. Он меня вон там, за поворотом, ждал, ирод проклятый.

— Досталось тебе, дядя Степан… Ой, там кто-то есть! — ?указала Таня на подозрительно колыхнувшуюся занавеску, отделявшую горницу от закутка.

— Кому там быть? Иван с Марьей ушли. Ветер, должно быть, открыл окошко, ну и… Сейчас гляну.

Но не успел он подняться, как занавеска отдернулась и из закутка шагнул здоровенный парень с пистолетом в руке. За спиной его мелькнули еще две мужские фигуры.

— Руки! Руки на стол! — крикнул парень.

Таня в ужасе прижалась к Степану. Силкин слабо охнул:

— Опять ты, ирод… И Кузьма тут!

— Да, все мы тут. И теперь живым тебя отсюда не выпустим. Хватит с тобой возиться. Я слышал все, что надо. Значит, в бане под полом? — довольно рассмеялся Чалый. — Ты знаешь, где эта баня, Кузьма?

— Тут рядом, в огороде, — поспешно ответил Вырин. — Сейчас я…

— Стой! В баню пойдем все вместе. Сначала я этих… — он поднял револьвер.

— Докторшу не трожь! — закричал Силкин, бросаясь между ним и Таней.

— Заткнись, старый дурень! Хватит с меня свидетелей.

Таня вскрикнула, метнулась к окну. И вдруг погас свет. Громко хлопнула дверь. Яркий луч фонаря ударил в лицо Чалому. Грохнул выстрел. Жалобно тренькнуло за спиной Тани стекло. Изба наполнилась какими-то людьми. Чалый рванулся к закутку, сбил с ног стоящего за ним Вырина, оттолкнул от окна второго парня. Но за окном блеснуло дуло автомата. Чалый попятился, шарахнулся в сторону. Однако его уже схватили за руки, бросили на скамью. Он хрипло выругался и затих.