Максим Курочкин - Аниськин и сельские гангстеры

А за калиткой владений Савской меж тем творилось нечто неописуемое. Ариадна кричала так громко, что Косте из своего убежища было все прекрасно слышно.

– Отдай пакет, обжора, – требовала экс-актриса, – ты уже слопала один бутерброд, это – мои!

Мальвина несогласно тявкала. Вскоре раздался звон падающих тазов, каких-то железяк, и актриса вновь, но на тон выше, закричала:

– Все равно я до тебя доберусь, троглодит прожорливый, все крыльцо разберу, но бутерброды достану… не ешь! Не ешь, я тебе говорю!

Судя по ударам топора, раздавшихся после последнего вскрика Савской, она начала разбирать крыльцо, чтобы достать жадную компаньонку и то, что останется от бутербродов.

Комаров вздохнул. Зря он вообще послал Мухтара за Мальвиной. Только шума лишнего наделали. Лишь бы Смирнов чего не заподозрил!

Вскоре удары топора прекратились, послышался короткий всхлип Мальвины и довольный вопль Ариадны Федоровны. Видимо, болонка не успела-таки слопать все Костины бутерброды! Как только Комаров вспомнил про бутерброды, установившуюся было тишину прервало звучное урчание у него в животе.

Удивительное дело! Пока еды много и она доступна, есть не хочется. А как только наступает продовольственный кризис, так голод начинает щелкать своими пираньими челюстями, заставляя бесноваться внутренние органы живота и притупляя чувство служебного долга.

Десять минут назад Костя и не думал о еде, а теперь перед глазами его, вместо калитки в заборе дома Смирнова, медленно пролетали: тарелка с истекающими сливками блинами, сковорода с приветливо подмигивающей глазуньей, чугунок с подрумяненной в печке картошкой в молоке. В общем, со всем тем, чем так заботливо и вкусно кормила его обычно милая

Анна Васильевна.

Сказочный мираж развеяло деликатное шуршание кустов в ногах у Кости.

– Уйди прочь, прорва, – грубовато, не оборачиваясь, пробормотал Костя, – тут тебе больше ничего не обломится.

– А мне ничего и не надо, – приветливо ответила «прорва», – я тут только пирожков с бзничкой положу и уйду. Вы не оборачивайтесь, Константин Дмитриевич, не утруждайтесь, следите себе, я тихонечко.

Костя обернулся, как ему показалось, мгновенно. Но Крестной Бабки уже и след простыл. Только соцветия лебеды своим тихим колыханием напоминали, что секунду спустя здесь прошло какое-то существо.

«Как? Как она смогла меня найти? Как подкралась незаметно? Откуда узнала, что мне требуется продовольственная помощь? – тихо злился Костя, с удовольствием прожевывая кусок пирожка с бзникой, – неужели в деревне невозможно сделать ничего незаметно, даже следить за подозреваемым? А если и Смирнов знает о том, что я сижу тут в кустах и слежу за ним? Да нет, не может быть. Скорее всего, это Печной, замаскированный под бородатую восточную женщину, разболтал на все село о моих планах на ближайшее время. А какова бабка Пелагея! Позаботилась, приползла, пирожков принесла. Что бы это значило?»

Сам того не замечая, Костя опять начал разговаривать вслух.

– Значит, признала тебя Крестная Бабка, – раздался знакомый голос слева, – вот радость-то!

Слева от Комарова лежала Анна Васильевна.

– Это хорошо. Значит, приживешься. Редко кому она честь такую оказывает. А я вот тоже покушать тебе принесла. Не знала, что бабка Пелагея озаботится, вот и принесла.

Анна Васильевна исхитрилась в лежачем положении расстелить перед носом Комарова чистое льняное полотенце и брякнуть на него тарелку с теми самыми блинами, которые недавно проплывали перед глазами Кости в мираже.

– Кушай. Пирожки, конечно, хорошо, но блины-то лучше. Вот еще молоко в бутылке. Хотела самовар притащить, да в целях конспирации не стала.

– Анна Васильевна! – проскулил Костик, – Ну это ужас, что делается! Просто невозможно работать спокойно!

– Да я ухожу уже, – попыталась замахать руками женщина, не гневайся. Хочешь, прогоню всех? Если мешают?

– Кого всех? – уже почти рыдал Костя.

– Да там много кого пришло. Все хотят посмотреть, как ты в засаде лежишь. Передачки опять же многие принесли.

Костя похолодел. Он тут, как последний дурак, отдыхает в лебеде, а вокруг выстроились заслоны из любопытных но-пасаранцев!

– Не-не, уловила его мысль Анна Васильевна, – они будто бы аккуратненько, их не видно. И фотоаппаратов я не приметила. Так что со двора убивца их не видно, и вспышек лишних не будет. Сама за порядком послежу.

– Анн Васильн, ну что вы наделали! Вы мне весь план сломали! Я теперь никогда его не поймаю!

Костя уткнулся лицом в прохладную, пряно пахнущую землю и плечи его затряслись в беззвучных рыданиях.

– Не так что сделала? – испуганно пожала плечами женщина, – или зуб заболел? Вот ведь работа какая ответственная! И все на нервах!

Выдав на гора этот маленький монолог, пожилая дама медленно поползла задним ходом. На полпути она остановилась и громким шепотом спросила:

– А что у тебя давесь монашка делала? Я вышла кур покормить, а она – шасть с твоего крыльца, да деру. Литературу, что ли, какую распространяла?

– Это не монашка. Это восточная женщина.

– Надо же как на монашек наших похожа! – удивилась Анна Васильевна, и, решив не докучать дальше Комарову, уползла в заросли.

Костя весь кипел. Как там писал Грибоедов?

Минуй нас пуще всех печалей

И барский гнев, и барская любовь.

И здесь то же самое. Трудновато было, когда Комарова еще не признали в Но-Пасаране. Еще труднее стало тогда, когда его начали признавать. Это что же теперь, за каждым его шагом будут следить тысячи пар любопытных, алчных глаз? И нельзя будет сделать ни движения, нельзя будет сказать ни слова без того, чтобы это осталось незамеченным?

– А вот и я! – обрадовал его знакомый голос справа.

– Дед, ну ты бы хоть не приползал, – застонал Костя, увидев рядом с собой бородатое чудище.

– Да я по делу, – отмахнулся Печной, зорко вглядываясь в направлении дома Смирнова, – доложить только.

– А дома подождать не мог? – огрызнулся Комаров, – и так устроили тут доступ к телу. Кого только не побывало!

– Ты меня с Анкой не равняй, – посуровел старик, Анка – она кто? Объект бесполезный. А я кто? Объект дюже пользительный. Блины ел уже?

– Забирай, и уходи, – огрызнулся Костя.

С дедом было весело поболтать в домашней, расслабляющей обстановке. Но не в засаде.

– Понял, отползаю, – без обиды в голосе ответил дед, – кстати, народ я отправил по ложному следу. Теперь за тобой в пустом бараке колонии подсматривают. Можешь работать. Блины я забираю.

«Зря я так на него, – запоздало покаялся Костя, – он так мне помог! Но какая ехидна навела народ на мою засаду?»

Под новым, тяжким подозрением чувство покаяния медленно рассеялось и уступило место чувству подозрения. Но и оно недолго квартировало в Костиной голове. Главная цель, с которой он приполз в эти заросли, все-таки доминировала над всеми остальными.