Максим Курочкин - Аниськин и снежный человек

Оказывается, на заре зарождения рода человеческого, стоял по ночам в небесах на страже вполне симпатичный и холостой Бог луны и огня Семаргл Сварожич. Это был вполне порядочный Бог: он покровительствовал домашнему очагу, следил за порядком проведения огненных жертвоприношений. Но это были так себе, попутные обязанности, добровольно взваленные на себя Семарглом. Самой важной обязанностью для себя он считал одну: не пускать в мир зло, которое может бесконтрольно, в его отсутствие, просочиться из космоса на землю. Так и стоял он века: красивый, холостой, мускулистый, с огненным мечом наперевес.

Но разве может мужчина спокойно нести свои обязанности, если на свете существует язва-змея-искусительница женщина? Ни один честный муж пострадал от ее ядовитых ласк и посулов. Ни один пренебрег служебными обязанностями, чтобы выполнить ее минутную прихоть. Ни один загубил душу ради ее весьма сомнительных (по сравнению с чувством исполненного долга) прелестей.

Нашлась и на Семаргла такая проруха. Звали ее красиво:

Богиня ночи Купальница. Не один десяток лет эта прелестница соблазняла небесного стража на любовные игры – русалии, не одну сотню ночей являла пред очами его свои бесспорные прелести. Первое время мужественный стражник монотонно и по-военному четко объяснял ей:

Мне всю ночь до рассвета нужно не спать,

В небесах мне на страже нужно стоять,

Чтобы черный Змей не прополз из тьмы,

Жито в поле широком бы не потоптал,

Молоко у коров бы не отобрал,

А у матушек – малых детушек.

Потом он просто молча бросал тоскливый, извиняющийся взгляд в бездонные, бархатные очи самой эротичной из Богинь, задумывался, и вот, в ночь Осеннего Равноденствия, когда, казалось сам воздух был напоен наполнен дыханием страсти и неги, храброе и благородное сердце Семаргла не выдержало. Билось, рвалось его сердце на две части, когда спускался стражник на землю. Долг, страх за судьбу вверенного ему мира тарзанкой волокли его на пост, а то, что сильнее самых убедительных доводов разума мягко и приятно влекло вниз, где уже ждала его полуприкрытая прозрачной негой ночи Купальница.

Бросил Семаргл последний взгляд на небо, проверил, не открылась ли где брешь для проникновения зла в мир и утонул новых для него, мучительно-прекрасных ощущениях.

Ночь эта была так волшебна, что пронеслась одним нереальным мгновением. На сколько смогла, продлила Купальница эту ночь, и стала ночь длиннее дня, но разве могут какие-то мгновения подарить истосковавшимся по любви влюбленным удовлетворение? Вернулся Семаргл на небо. Вернулся, чисто по-мужски раскаялся в своей слабости и поклялся по крайней мере целый год блюсти верность своему поднадоевшему посту. И никто не знает, заметил или не заметил он, как на самом пике их страсти в мир черным облачком проникло зло…

А ровно через девять месяцев, впрочем, как и у людей, в день Летнего Солнцестояния, Купальница подарила любимому двойняшек: дочку и сына. Кострому и Купала. Дети были, конечно, необычные. И непослушные. Кто воспитывал детей в одиночку, тот поймет Купальницу. Попробуй сделать из двойняшек людей, когда отец месяцами пропадает в командировках! Пусть хоть и на небесах. В общем, дальнейшая жизнь детей была наполнена такого крутейшего экшена, что рассказ о нем занял бы не то, что обеденный перерыв

Комарова, а прихватил еще бы и вечер. Суть не в этом. А в том, что с завидной регулярностью, но только раз в году каменное сердце Семаргла таяло, и он откликался на зов Купальницы. В эту ночь, ночь Осеннего Равноденствия с той же завидной регулярностью ночь становится длиннее дня и в мир совершенно безнаказанно проникает зло. Но зло старается проникнуть незаметно для Семаргла, и поэтому не мешает зарождению новой жизни, которая достигает своего расцвета и апогея ровно в день Летнего Солнцестояния – в день Ивана Купалы.

Боже, что творится в день рождения шкодливых близнецов! Мало того, что совершенно шалеет нечисть: хулиганит на Лысых горах, ворует звезды, летает на метлах; но и происходят вполне независимые, всем известные чудеса: цветут разрыв-трава и папортник, открываются клады.

Не лучше ведут себя и люди. Абсолютно неразумным считается спать в эту ночь. Все более-менее любопытные караулят встречу солнца с месяцем, чтобы подсматривать, как «солнце грае». Подсматривать нехорошо, это известно, но подсматривание – малая толика дурных поступков, на которые решаются неразумные дети природы в эту ночь. Чего, например, стоят ритуальные сжигания чучел божеств мужского семени в эту ночь? А что тут особенного? Ярило, Купало, Каструбонька выполнили свою миссию. Зерна, посеянные ими, проросли, поэтому божества должны умереть до следующей весны. И что самое обидное – соломенные чучела сжигают с шутками и непристойными песнями. А на рассвете купаются, в чем мать родила, чтобы снять с себя злые немощи и болезни, горят в огне страсти, чтобы уподобиться только что сожженным на костре божествам.

В эту ночь дурным тоном считается не найти себе подругу или дружка для ночных забав, в эту ночь многие прощаются с целомудрием и одиночеством.

Костя слушал, забыв обо всем на свете. Как много он, оказывается, не знает! Как богата, оказывается, российская мифология!

– А почему день Ивана Купалы? Я понял, что мальчишку звали просто Купала. Откуда взялся Иван?

– Дык, это от слияния, дурилка картонная.

– От какого слияния? – не обиделся на «дурилку» Костя.

– Купала какой праздник? Языческий. А Иванов день – христианский. Вот вместе их слепили, получился Иван Купала. Теперь ясно?

– Ясно. А при чем тут бабка Пелагея и ваша свадьба?

– Дык, самый благоприятный день для соблазнения! И американец, чума суслячья его забери, Калерию твою как есть уведет! Так что я тебе очень даже рекомендую дрыхнуть не заваливаться, а всю ночь следить за порядком на вверенной тебе территории. Чтобы, значит, басурмане наших девок не гробастали. А то понравится, так и будут понаезжать кажное божее лето.

– Что ты придумываешь? – стряхнул с себя оцепенение

Костик, – какое следить? Я что, Семаргл твой? Я, в отличии от него, днем на страже стою, а не ночью. И в данный момент должен, – Костя бросил взгляд на часы, – мама родная! У меня рабочий день заканчивается!

Костя действительно не заметил, как за рассказом Печного быстро пролетело время. В лес с Савской идти было поздно. Продумать операцию он не успел. В лесу бродил опасный дикий зверь, а он сидел на табуреточке и слушал не относящиеся к делу рассказни замшелого деда. Непростительная халатность, непростительная!

Глава 16

Шабаш на плешивой горке