Квоска-хао, или Вместо тепла - Слава Волк
Только сейчас, когда последние бойцы «последнего оплота» где-то сзади издавали последние хрипы и вскрики, Каргин мог посмотреть, кого же он принял за знакомого. Он поднял один из кристаллов, которые так и остались лежать, и подошёл к дереву, которое помогло в битве. Молодой паренёк лет восемнадцати, с невыдающимися, но так похожими на Ярослава чертами лица, только глаза темнее, волосы короткие и нет ни бороды, ни усов. Стеклянные глаза открыты, из приоткрытого рта струйкой стекала кровь…
– Миша… – прошептал Ярослав, убрав горькую слезу с щеки… Подумав, кем мог быть второй, он шёпотом простонал: – Нет…
Этот мужчина тоже очень похож на него…
Только что Каргин убил собственного брата и отца, он лишил жизни людей, с которыми прожил немало лет. Да, он их не любил, он их лишь терпел, но… всё-таки в сердце что-то ёкнуло.
***
– Теперь что? Валим отсюда? – спросил Алексей, взглядом посчитав трупы.
– А если в этом и смысл, чтобы нас вытравить? – параноидально подметил Никита.
– Так, а может, смысл в том, чтобы мы подумали, что всё, и расслабились. Заметь, «последний оплот». Не логично заявлять врагу, что вы закончились.
– Тихо. И то, и то верно. Все захлопнулись. Нам надо съ*баться, потому что в пути мы легко отобьёмся, а если мы тут заночуем, то нам хана, застанут врасплох, – решительно сказал Сергей. – Да, Ярик? Ну да.
Но Ярослав даже не расслышал. Как бы он не противился, память прокручивала кадры прошлой жизни один за одним.
– Ярослав? – Егор взял его за плечи и робко встряхнул.
– А? – Каргин будто проснулся.
– Подтверди, что нужно менять дислокацию, – терпеливо повторил Немецкий.
– Да-да, – он отмахнулся, отвернувшись и отойдя.
– Всё нормально? – к нему подошёл Олдман.
– Смотря в каком плане…
– То есть, в каком-то плане тебе плохо?
– Да. Мой внутренний обыватель, мой демон в плохом смысле этого слова, сейчас мучается, мучая и меня.
– В плохом смысле? Ты серьёзно? Ещё есть и демон в хорошем смысле?
– Да. Это примерно то же, что и тараканы в голове. Внутренние демоны и тараканы в голове, грани личности, черты характера, позволяющие мне быть собой, чокнутым придурком, – он усмехнулся.
– А от чего мучается этот обыватель?
Ярослав посмотрел Егору в глаза, эти молодые, почти детские глаза. Несмотря на огромный стресс, пережитый в последнее время, глаза сохранили свою выразительность, свою чувственность. Где-то в подсознании Каргина какой-то демон довольно прошептал: «Из него можно вылепить всё, что угодно…», потирая ладони. Но сам Каргин принял Олдмана скорее как сына или младшего брата, просто взял над ним какую-то ответственность. Мы в ответе за тех, кого приручили.
– Он мучается от потери ещё одного напоминания старой жизни. От той самой семьи, которая дала старт, опустив на самое дно, в высокодуховном плане, и позволив оттолкнуться, чтобы всплыть.
– И хочешь сказать, ты сейчас духовно развит?
– Нельзя сказать это в абсолютном смысле. Ну, это, наверное, ты и сам понимаешь. Но я при этом прекрасно развиваюсь. Я могу развиваться, но на пути этого развития семьи больше быть не могло и не будет.
– Но всё-таки она всё равно попалась на пути.
– Да. Но лишь единожды и краткосрочно. И то, скорее, чтобы освободиться от неё окончательно, – Ярослав посмотрел на труп брата… Летом бы уже вокруг него кружили мухи. Воображение сразу же нарисовало эту картину разлагающегося тела, изо рта которого выползают мухи. Каргина немного вырвало.
– И как ты в биологию попал с таким слабым желудком? – не желая оскорбить, заметил Егор.
– Это не желудок. Это нервы.
– Ещё хуже.
– Поэтому я не медик. Хотя я им и не хотел быть. Чинить нытиков – это унизительно.
– Но… Никита же вроде врач?
– Да. Хочешь, можешь попробовать разобраться в его уме. Только это трудно.
– Экстраординарная личность?
– Смесь разных нарушенных инстинктов.
– Невысокая оценка для того, кто помог тебе подняться.
– Говорю, как есть.
– Э! Погнали! – крикнул Сергей.
Техника аккуратно выехала на дорогу, проехала немного по ней и свернула на лесную грунтовку, только больше углубляясь в лес.
***
Очередной тоннель. Эта ветка заброшена: тут нет смотрителей, почти никогда никто не заходит. Вход был в небольшом холме, похожий на таинственную пещеру из какого-нибудь приключенческого фильма. Его затянули корни, прикрыло жёлтой листвой и травой, и всё это припорошено снегом. Внутри темно, хоть глаз выколи. Под ногами то гладкая скользкая корочка льда, то противные мелкие лужицы, хлюпающие, всё-таки, забавно. Стены неровные, но это очень даже привычно. Сталактитов, сталагмитов и, уж тем более, сталагнатов нет. Эта ветка заброшена минимум десять лет, но до этого она была «жива», и поэтому тут остались многие удобства, если так можно назвать комнаты, двери, мебель… Все разместились и, не поужинав, легли спать. Ну, почти все.
Сегодня из комнаты «молодых» не раздавались крики и стоны, но они и не спали. Виктория, отвернувшись к стенке, не моргая, смотрела в неё. Сергей устремил свой взгляд в потолок, заложив руки за голову.
Егор ходил по комнате из угла в угол, то убрав руки за спину, то активно ими жестикулируя. Он чувствовал некую вину из-за Клиновой, но, что интересно, не испытывал ни малейшего угрызения совести за безвинно отнятые жизни.
– Что это со мной, – едва слышно проговорил он, – столько убил, стольким смертям стал свидетелем… И ничего! Неужели я стал так жесток… Я ограничился своим собственным миром, в который, соответственно, вошла и Вика. Но где-то я уже это слышал… Ах чёрт! Я ж становлюсь похожим на него, на Ярика…
Несомненно, ему надо было поговорить, кому-то выговориться, но кому…
***
Был в этой пещере один зал… Он весьма необычен. На входе сразу появлялся довольно крутой спуск вниз, как горка: без ступеней, без перил и прочих удобств, да и грунт весьма сомнителен. Спуск вёл где-то метра на три-четыре вниз, где твёрдая, относительно ровная поверхность. Сам зал высок: от пола до потолка, примерно, метров пятнадцать. Потолок усеян всякого рода сталактитами, он похож на купол храма, храма каких-то
