Гибель Лондона. Сборник фантастических рассказов - Эдвард Беллами
Я не могу отчетливо вспомнить, что сказал доктор, но, когда я посмотрел, мне показалось, что черты субъекта изменились, он не выглядел так молодо, как раньше. Я пристально наблюдала за ним, забыв обо всем, кроме того факта, что какое-то странное очарование удерживало мой взгляд на его лице. Да, вне всякого сомнения, произошла какая-то перемена не только в его лице, но и во всем его теле, что-то такое, что я почувствовал, но не смог уловить. Пока я пытался определить изменение, подобно тому, как человек пытается вспомнить неясный сон, я внезапно услышал голос доктора, говорящий: "Вы совсем лысый, не так ли, мистер Ллойд?" и увидел, как этот человек поднес руку к голове. Он был на самом деле лысый, с густой бахромой белоснежных волос, заканчивающихся чуть выше ушей! Я видел это отчетливо, но, как я вспоминал позже, это не вызвало у меня шока, а скорее стало естественной последовательностью событий всего вечера. Затем глубокий голос снова зазвучал монотонно.
– Не будете ли вы так любезны подойти к зеркалу, мистер Ллойд?
И все еще невозмутимый, я увидел, что это был старик, который встал со стула и, пошатываясь, обошел стол к зеркалу над камином! Он улыбался на ходу, но ни на кого из нас не смотрел. Когда он дошел до зеркала и посмотрел на свое отражение в стекле, он обернулся и, хихикая, сказал компании: "Ну, мистер Норрис, эксперимент был довольно успешным, не так ли?" и Норрис, не говоря ни слова, поднялся со своего кресло, вышел на минутку в библиотеку, вернулся и протянул ему чек. Если я что-то и думал о его молчании, так это то, что он был слишком взволнован, чтобы говорить.
Ллойд положил чек в карман, усмехнулся на манер старика и хихикающим голосом сказал:
– Теперь, я надеюсь, вы извините меня, джентльмены, я чувствую себя не очень хорошо, ха! ха! ха! Мне придется попросить вас навестить меня утром, мистер Норрис.
Он неторопливо пересек комнату, дверь за ним закрылась и он ушел. С его уходом природа чудовищного эксперимента, свидетелями которого мы только что стали, казалось, впервые обрушилась на нас. В одно мгновение весь наш возбужденный интерес превратился в кошмарный ужас, и, повинуясь общему порыву, мы в панике выскочили за дверь и скрылись в ночи.
Мы больше никогда не видели Ллойда, но мы слышали о нем. Всего через месяц после этого наш президент встал за нашим обедом и, достав из кармана письмо, сказал: "Джентльмены, у меня здесь письмо от нашего покойного друга Ллойда, оно пришло сегодня и полностью объясняет все; оно гласит следующее:
"Каракас, Венесуэла, 20 января 18..-го года.
"Коллеги-члены Богемного клуба:
Письменно сообщая вам о смерти доктора Ричардсона Гуда из Лондона, направлявшегося сюда, чтобы присоединиться ко мне, я могу добавить строчку, которая объяснит вам замечательный эксперимент, свидетелями которого вы были менее месяца назад. Во время моего последнего визита в Лондон я познакомился с покойным доктором на лекции и, глубоко заинтересовавшись его удивительными способностями, укрепил знакомство с ним с целью совершенствования себя в этом искусстве. В какой-то степени мне это удалось, и в нескольких случаях – в частности, в последний раз, когда мы обедали вместе в Богемском клубе, – я оказал ему значительную помощь в воздействии на его испытуемых, когда он экспериментировал с несколькими одновременно. Доктор научился своей профессии за долгие годы глубокого обучения в Индии, и я думаю, вы согласитесь со мной, когда я скажу, что он хорошо этому научился.
Зная его силу, как и свою, у меня мелькнула идея. Мне нужны были деньги, журналистика была слишком утомительным путем к богатству и я написал доктору Гуду и сделал ему предложение. Будучи не слишком щепетильным, он принял его за половину дохода и сразу же отплыл в Нью-Йорк. Результат его поездки и последующее знакомство с Богемным клубом вы все знаете.
Мои дорогие, это была подстроенная работа, он вовсе не гипнотизировал меня, я не постарел, он загипнотизировал вас – каждого из вас, с моей скромной помощью – и заставил вас поверить, что вы все это видели, – мое старение, шатание по комнате, лысая голова и кудахчущий смех; да, вы видели все это во время гипнотического сна! Я был вынужден покинуть вас довольно внезапно, из-за ослабевающей власти доктора над столь многими. Конечно, мне не нужно было никаких документов в банке, поскольку я их не менял, и я с готовностью обналичил чек и отплыл в это место. Но я скоро уеду отсюда, сейчас я сколотил свое состояние и не намерен рисковать тюремной решеткой, потому что я купил прекрасную плантацию в соседней стране, где экстрадиции не добиться, остепенюсь и стану идеальным плантатором какао. Я осмелюсь сказать, что женюсь на одной из самых прекрасных сеньорит страны, и если кто-нибудь из вас, парни, когда-нибудь доберется сюда и столкнется со мной, вы не найдете более радушного приема или более гостеприимного хозяина, чем
Ваш покойный компаньон, Гревилл Ллойд".
1896 год
ЧЕЛОВЕК С КОРОБКОЙ
Джордж Трипп
В одном тихом уголке некто Кэхилл держал уютный отель, к которому я неравнодушен, особенно когда возвращаюсь с загородной прогулки. Однажды знойным июльским вечером я приехал к нему домой в 10 часов вечера, несколько измотанный, потому что с рассвета провел напряженный день за рулем по проселочной дороге, делая снимки на кодаке некоторых видов, которые мне были нужны для дальнейшего использования. Войдя в свой любимый ресторан, я сделал щедрый заказ и посвятил себя вопросу отдыха. Поужинав, я заказал еще бутылку пива, которое пил за обедом, и, закурив сигару, сел с роскошной непринужденностью, слишком уставший, чтобы даже просмотреть вечернюю газету, лежавшую на моем столе.
Когда я сидел и сонно курил, мое внимание привлек шум передвигаемого стула сзади. Я несколько резко обернулся и обнаружил сидящего за столом позади меня человека странного вида. У него было длинное, узкое лицо, наполовину скрытое густой седой бородой необычайной длины. Его брови того же цвета, что и борода, были густыми и щетинистыми и, сходясь в центре линии носа, придавали его лицу вид сосредоточенности на цели, подкрепленного парой проницательных, блестящих глаз, которые пристально смотрели из-под них.
– Кодакист5? – спросил он с бесцеремонным, фамильярным видом человека, который избегает условностей, когда поймал мой взгляд.
– Я художник, сэр! – сухо ответил я. Его неуместная фамильярность раздражала меня.
– Ухты, в самом деле? Различия особого нет, на мой взгляд, они, по сути, совершенно одинаковы…
– Совсем
