Сергей Герасимов - Часть той силы

Час спустя лист действительно ожил. Ложкин положил его в небольшую алюминиевую миску, и тот сразу прилип к бортику.

Ему ни капли не хотелось спускаться в тот мир, прежде всего из-за тех слов, что сказал демон о брызгуне. Скорее всего это кошмарное создание обитает именно там, внизу. Но он не имел выбора. Все, что ему оставалось сделать, это стараться держаться подальше от болот, как посоветовал дед.

На всякий случай, он попробовал потянуть время. Лег на диван, закрыл глаза и притворился спящим. Несколько минут ничего не происходило. Затем что-то острое и длинное зашевелилось в области сердца; сердце сразу же сбилось с ритма и застучало, захлопало, как хлопает крыльями большая испуганная птица. Например, курица, которую повар тащит за ногу. Нет, с этим шутить не стоило. Он встал с дивана, и сердце снова забилось ритмично и ровно. Однако, быстрые и резкие уколы боли еще ощущались время от времени, – до тех самых пор, пока он не спустился в подвал.

Сборы не заняли много времени. Батон хлеба, несколько банок консервов, соль, спички, картошка, фляга с водой. Книга и расчески, как советовал демон. И, конечно, камешек Ауайоо. Самое главное, держаться подальше от болота.

47. Болото…

Болото, насколько он помнил, лежало на восток от Еламово, сразу за рекой. Это было большое болото, которое, впрочем, почти высыхало к средине лета, если лето выдавалось сухим. Имелось еще несколько маленьких болот и множество временных, всякий раз возникающих после сильных ливней, когда река заливала луга и овраги. Кроме того, за те долгие годы, которые Ложкин не приезжал в Еламово, расположение некоторых болот могло измениться. Здесь постоянно велись всевозможные земляные работы, выкапывались все новые и новые меловые и глиняные карьеры, раскапывались новые, бьющие из глубины, ключи. В детстве не раз случалось так, что приехав на следующее лето, он находил болото, заросшее камышом и рогозом, там, где раньше была поляна, луг или овраг.

Оставалось надеяться на собственную осторожность или на собственное везение.

Как только он вышел в тот мир, камешек проснулся. В том мире был жаркий тихий летний день. Тот мир казался спокойным и в то же время страшным, как утопленник. И даже странный, слегка фиолетовый оттенок неба усиливал это впечатление.

– Что ты мне посоветуешь? – сказал Ложкин.

– Ничего, – ответила Ауайоо, – чем меньше я буду советовать тебе сейчас, тем лучше.

– Почему?

– Ты сейчас под властью письма. Ты должен делать только то, что там сказано. Любое другое действие с твоей стороны причинит тебе множество неприятностей. Это было не просто письмо: его бумага пропитана соком протейника. Это значит, что оно имеет власть над любым, кто его прочел. Эта власть абсолютна – до тех пор, пока не выполнены все указания письма. Ты ведь уже попробовал сопротивляться, правда? Твоему сердцу это не понравилось. Конечно, смертельной опасности не было, но…

– Удобная вещь, – сказал Ложкин, – я бы посадил веточку этого самого протейника в горшочек у себя на подоконнике.

– Ты не из тех людей, которые умеют этим пользоваться. Кроме того, это не предмет для шуток! – сердито сказала Ауайоо и отключилась.

– Нечего на меня орать! – возмутился Ложкин, хотя Ауайоо вряд ли могла его услышать. – Не хватало еще, чтобы каждая игрушка мною командовала!

Его нервы были напряжены, напряжены до предела. Вначале умирающая Эрика, затем предсказание близкой смерти. Плюс постоянное, с каждым днем усиливающееся чувство того, что он вообще не имеет собственной воли. Кто-то или что-то постоянно руководит им, постоянно тянет за поводок. Временами это становилось просто невыносимо.

Что я хочу? – спросил он сам себя. – Конечно, я хочу жить, но ведь так жить нельзя; нельзя жить, просто уворачиваясь от смерти. Я все равно проиграю, если не буду вести свою игру. Пока что я как скотина, которую ведут на забой по долгому и извилистому коридору, а каждый поворот этого коридора может оказаться последним. Я должен что-то сделать, но что? Боже мой! – вспомнил он, – я ведь не сделал самого главного, возможно, единственной серьезной вещи, которая в моих силах. Я так и не изготовил дверь. Но я займусь этим, как только вернусь.

Путь оказался долгим. Лист протейника показывал лишь направление, а дорогу приходилось выбирать самому. Вначале, осторожно двигаясь по окраинам Еламово примерно на восток, Ложкин добрался до реки, скрытой от глаз высоким кустарником и растениями, напоминающими тростник шестиметровой высоты. В самом низу в этой чаще имелись дорожки, явно протоптанные различными животными. Некоторые дорожки, больше похожие на тоннели, подходили и для человека. Река означала возможную близость болота, но лист протейника показывал примерно это направление. Ложкин сунулся было в заросли, но вскоре вода безнадежно зачавкала под подошвами кроссовок. Он сразу же поспешил в обратную сторону. Придется идти в обход.

Со всех сторон, между стеблями протискивались красивые бледно-желтые цветы, размером с удлиненный тюльпан. Когда Ложкин попытался сорвать один из цветков, тот схватил его за палец и попытался всосать. Внутренность цветка была шершавой и колючей.

Ложкин вырвал палец, оцарапав его, и побежал, спотыкаясь о корни. У самой дороги он зацепился обо что-то и упал, разорвал и запачкал рубашку. Брызгун имеет маленькое ротовое отверстие, через которое всасывает предварительно растворенную пищу, – вот и все, что Ложкин знал об этом существе. Брызгун вполне мог оказаться цветком. Почему бы и нет? Он мог оказаться чем угодно. То невидимое, что скрывалось в этой травяной чаще, на самом деле могло быть не менее страшным, чем голодный тигр-людоед. Ложкин осмотрелся. Смерть могла подстерегать его где угодно и когда угодно. Нападение, каким бы оно ни было, наверняка будут неожиданным.

Выйдя из зарослей, Ложкин вначале увидел на дороге несколько узловатых корней, которых не было еще каких-то пять минут назад, а потом с удивлением убедился, что оказался довольно далеко от того места, где он вошел.

Эти заросли были опасны. На всякий случай, Ложкин отошел от них подальше. После этого он шел параллельно реке, по дороге, покрытой толстым слоем оранжевой пыли. Одна сторона дороги была плотно усажена маленькими, будто карликовыми, домиками с окнами без стекол. Другая была завалена строительным мусором. Все это безобразие называлось улицей Динамо-Корчагинской и, судя по номеру 303 было довольно длинным.

Примерно на двухсотом номере прямо посреди улицы образовался смерч. Вначале Ложкин почувствовал сильный порыв ветра, затем увидел небольшой вихрь, поднимающий пыль метрах в ста впереди по дороге. Затем вихрь быстро, одним рывком пошел вперед, и Ложкин даже не успел прикрыть голову руками. Плотный воздух ударил его словно тяжелый матрас, зашуршали мелкие камешки, которые еще час спустя Ложкин будет вытряхивать из волос и выковыривать из ушей. Вихрь сбил его с ног и пошел дальше, усилившись. Он двигался со скоростью автомобиля на шоссе. Ложкин увидел, как смерч легко смял забор, затем снес крышу с микроскопического домика, и совсем уж вдалеке в воздух взлетела меланхолическая корова, растопырившая для устойчивости все четыре ноги, и похожая на надувную.