Андрей Мансуров - Разрешенная фантастика – 2

Да, леди красива, спору нет. Молода. Насколько он знал из досье, муж на десять лет старше. Детей нет. Связей на стороне ни у неё, ни у мужа, впрочем, замечено не было. Может, лорд вполне состоятелен как мужчина, но… Бесплоден? Или бесплодна – она?

Э-э, не его это собачье дело. Его дело – работа!

Вот только… Почему она сказала тогда, в самом начале (А он, балда такая, только сейчас задумался!) – «наш новый эксперт-оценщик»?

Он что – не первый?..

Похоже.

А чем же тогда не угодил первый?..

Билли вытерся, одел махровый халат из шкафа в ванной, и занялся разборкой содержимого сумки.

Он не любил чемоданов, хоть и знал, что сумка выглядит несолидно. Плевать: зато в неё замечательно укладываются все нужные ему инструменты, и вся справочная литература. Да-да, Билли предпочитал книги, а не использование сверхпродвинутого планшета с сотней справочников в памяти, для уточнения деталей и нюансов. Вот такой уж он. Юный консерватор. «Старик-затворник». Ха!..

На рабочем столе в кабинете отлично разместился его «малый джентльменский набор»: лупы, лезвия, заточенные острей бритвы, лопаточки, пинцеты, тампоны, баночки с реактивами, микроскоп… Справочники он поставил стопкой на полку. Порядок!

Ого! Пять минут третьего. Невежливо заставлять себя ждать!

Он поспешил переодеться, и двинулся в малую буфетную.

Хм. Можно было и не торопиться так. Хозяйки нет.

Мьюриэл, приятная на вид (пухленькая и улыбчивая) девушка, похоже, ирландка, ожидала в углу, сложив крепкие загорелые ручки на животе:

– Здравствуйте! Вы – мистер Шрифт?

– Да. А вы – Мьюриэл? – она покивала:

– Да! Очень приятно. Прошу вас, мистер Шрифт! У нас на Ланч всегда шведский стол. Каждый берёт, что хочет, – она показала на Бар, – и присаживается сюда – она показала на монументальную громадину размером с добрый теннисный корт, заменявшую обеденный стол, – Или уносит еду к себе. Как кому удобно. Приятного аппетита!

Действительно, на стойке, как у самого обычного бара, стояло несколько дымящихся подносов, набор посуды и столовых приборов. Билли подошёл. Осмотрел. Принюхался.

Господи, и выглядит и пахнет – восхитительно!

Он не спеша наполнил себе тарелку, подсел к столу, (Незачем ему сорить там, в комнатах, крошками!) и с отменным аппетитом уничтожил подчистую все те вкусности, что приготовил повар леди Игнельды.

И печень трески, и винегрет, и жаренная ножка (Скорее уж – ножища: не иначе – гуся!), и многое другое, чего он до этого не пробовал, и поэтому не решился наложить побольше, исчезли в молодом и просящем ещё, желудке. Глаза так и тянуло посмотреть в сторону бара, а ноги… Норовили как бы сами поднести его туда снова.

Ну, нет! Толстеть вовсе не входит в его планы! Поскольку он взял с собой только трое брюк! Так что заставив себя пройти мимо стойки без добавки, он мило улыбнулся:

– Спасибо, Мьюриэл! И – передайте огромное спасибо шеф-повару! Вот уж отменно приготовлено! Причём – всё!

Мьюриэл, лицо которой расплылось в довольной улыбке, сделала книксен:

– Благодарю. Обязательно передам!

Полежав на роскошной кровати, Билли достал-таки один из своих фолиантов – про старую голландскую школу. Больше всего – шесть! – он заметил именно пейзажей конца семнадцатого – начала восемнадцатого веков. Вот и славно. Его любимый период. И вообще: фламандская живопись – тема его диссертации. Не иначе, как леди Игнельда позаботилась предварительно выяснить и это.

Но что же значат её странные недомолвки? Взгляды? Прикосновения, словно случившиеся невзначай? Хм-хм…

Не-е-ет, она вовсе не так проста и дружелюбна, как кажется. Таится где-то там, в глубине, подспудно чуемое, некое… Второе дно. Вот не сходить ему с этого места!

Кстати – сойти-то как раз придётся. Он должен выбрать картину на завтра – и подготовить всё. Предварительный осмотр. Перед основным.

Створка склепа подалась уже куда легче: нужно сказать Мэрдоку, чтобы попросту смазали петли. Раз есть машины – наверняка есть и машинное масло.

Вот! Эту он на завтра и возьмёт!

Снял небольшое полотно со стены Билли, только тщательно убедившись, что его ничто, кроме огромного гвоздя – скорее уж, костыля, к которому коня бы привязывать, а не картины вешать! – не удерживает.

А обратная-то сторона… Сохранилась неплохо. Странно – в такой сырости…

Он вытащил картину наружу, прислонил к стене. Запер дверь, и аккуратно, стараясь не спешить и не спотыкаться, потащил «добычу» к себе.

Переодел халат. Пристроил на лоб ободок с поворотной лупой и зеркальцем.

Ну вот картина и водружена на походный складной мольберт. И свет падает именно так, как он хотел. Итак, во-первых – точная дата замеса красок.

Замерев на мгновение перед холстом, Билли только что не облизнулся. В кончиках чутких пальцев он ощущал привычный зуд!

Тщательно выбрав место, он отобрал крохотный соскоб…

В дверь постучали.

Че-е-ерт! Он и не заметил, что уже десять минут восьмого! Мало того – он прозевал и тот момент, когда ему пришлось включить верхний свет, поскольку солнце давно скрылось за верхушками деревьев сада. Ну и баран! Нет – скорее – маньяк-трудоголик!

Он с чувством вины открыл дверь, и попросил извинения у невозмутимого Мэрдока, оказавшегося за ней:

– Прошу прощения, Мэрдок, у вас, и у лорда и леди Игнельда! Я… заработался. – он оглянулся через плечо на ярко горящие лампы в «мастерской». – Через минуту буду.

– Очень хорошо, мистер Шрифт. Я передам лорду и леди Игнельда ваши извинения. Гостиная чуть подальше буфетной – налево по коридору, и затем – ещё раз налево!

Лорд Игнельда, которому Дорис с подобающими реверансами представила Билли, внешне ничем выдающимся не впечатлял. Странно. Аристократ в каком-то там колене. А рост – средний, телосложение – среднее, лицо… Тоже среднее. Незапоминающееся и невыразительное. Словно усреднённый фоторобот – Билли как-то пришлось поработать и на полицию.

Звали его, кстати, тоже Билл. Вот уж странное совпадение.

Лорд и леди сидели в узких торцах длиннющего стола, так сказать, визави. Для Билли накрыли примерно посередине одной из боковых сторон – очевидно, как бы намекалось, что он может и должен поддерживать разговор с обеими хозяевами…

Ну, Билли и старался.

После того, как с неизменным супом, жарким, и пудингом было покончено, и лорд деликатно промокнул тонкие губы салфеточкой с изящной монограммой, разговор, естественно зашёл о коллекции. Билли не стал скрывать своего неподдельного энтузиазма:

– …восхитительно! Полотна самого Франца Хальса! А то, которое я выбрал первым – ВанБюйтенса. Это самый конец семнадцатого века. Классическая школа старых фламандцев! Вы даже и представить не можете… Нет – это я представить не мог, что где-то здесь, в Штатах, имеется в наличии столь хорошо – да, хорошо! – сохранившаяся подборка именно этого периода! Я позволил себе уже… – Билли пораспространялся насчёт своих стараний по расчистке кусочка, и датировке.