Джон Уитборн - Рим, папы и призраки

Настоятельница вопросительно поглядела на адмирала.

– В порядке прихоти, - произнес он, - я позволяю своим помощникам либеральные речи. Это развлекает меня… Впрочем, иногда неожиданно возникает необычная перспектива. Однако, если вы усматриваете в его словах нечто обидное…

– Нет, - любезно ответила настоятельница. - Пусть он и англичанин, но разум его обнаруживает допустимую проницательность.

Кромвель снова нахмурился, и наблюдательный адмирал заметил, как лик убийцы на короткий миг выбрался из места своего заточения.

– Ну, - отозвался Нума Дроз, - если каждому позволено воткнуть свою пику, я бы сказал, что здесь можно устроить удобное место для обороны приорства: срубить все, что растет, сделать поверху стен платформы и бойницы, и тогда можно продержаться несколько дней против каких-нибудь пиратов или вольных разбойничков.

– Или любовников здешних обитательниц, - ответил Кромвель в холодной ярости.

Настоятельница заговорила немедленно.

– Растительность, - она велела Дрозу молчать, - не будет срублена. Я категорически запрещаю это.

Интонация в ее голосе заставила заново очнуться всю маленькую группу. Де Маринетти поглядела на настоятельницу, быть может почуяв слабое место, на котором можно сыграть. Солово пришлось подавить вспышку удивления. Солдаты, услыхав повышенные голоса, непроизвольно вытянули руки по швам.

– Это единственная прихоть, которую я позволяю себе, - продолжала она в порядке объяснения. - Во всем, что вне этого сада, я подчинила Богу свою волю; но сюда я возвращаюсь, чтобы перестроить свои ряды. Господа, я надеюсь, вы оцените эту военную метафору…

Они кивнули.

– Красота утаенная потеряна, - заметила де Маринетти.

– А без ограничений красота пропита и проедена, - возразила настоятельница. - Чувства надлежит укрощать и содержать впроголодь, как льва в парке развлечений.

Адмирал явил искреннее согласие и с удовольствием обратился памятью к тем временам, когда сам был только рабом чувств: до трагедий и опыта, до Марка Аврелия и стоицизма.

Лишь Кромвель казался недовольным победой настоятельницы.

– Я слыхал, что в еврейских писаниях говорится: перед престолом суда каждой душе придется ответить за пропущенные удовольствия.

– За каждое недозволенное удовольствие, - поправила настоятельница. Наемник, цитируй правильно.

– Ну а дозволенное, - весело произнес Кромвель, - различается, если переходить от секты к секте.

Годы и скорбь отделяли настоятельницу от опасной энергии англичанина, и она не могла обвинить его в этой выходке. "Христос, - вспомнила она, находится в каждом человеке… только иногда в неузнаваемом облике".

– Меня радует, - проговорила она, - ваше знакомство со Священным писанием. Как могло мне показаться, Всемогущий не играет чрезмерно большой роли в вашей жизни…

– Тем не менее, конечно, не отвергая Господа, - ответил Кромвель (и все закивали, подчиняясь формальностям века), - нам легче представить Его находящимся где-то вдали. Можно видеть в Нем основу пристойного общественного порядка, но только не руку, управляющую людьми. На мой взгляд, мы можем считать себя сиротами, одинокими в этом мире… ну а раз так, каждый должен идти только своим путем.

Настоятельница явно не была задета, и это только еще больше распалило Кромвеля.

– Если бы я не знала, что Спаситель мой жив и однажды вновь ступит на Землю, жизнь стала бы… невыносимой. У нее не было бы никакого смысла.

– Ну почему он должен существовать? - выкрикнул Кромвель, еще более возбуждаясь. - Каким образом мы с нашей ничтожной перспективой должны видеть какой-то смысл? Я не вижу необходимости в существовании ада, рая, да и смысла тоже. Мы обитаем в могучей Вселенной, настоятельница, и для нас этого более чем достаточно.

Адмиралу Солово разговор давно уже был неинтересен, да и настоятельница сохраняла покой. Тем временем, сверху или снизу глядя на всю эту философию, Каллипия де Маринетти подмигнула Нуме Дрозу и переступила своими бесконечными ногами. Игнорируя всякие мысли о раскаленных докрасна щипцах и ноже палача, Дроз отвечал тем же, как подобает крохотной твари, хватающейся за любой быстротечный момент, предоставленный ей жизнью.

– Итак, все они срезаны? - спокойно спросил адмирал Солово.

– Все до единого, - ответила взволнованная новициатка. - И она не встала в обычное время. Сестры встревожены.

Де Маринетти опустила утешающую (возможно) ладонь на плечи юной монахини и погладила ее руку.

– Никто не думает, что вы в ответе за это, моя очаровательная, проговорила она. - Мы можем подозревать кого угодно, только не вас.

– И не меня! - запротестовал Кромвель. - Я способен на многое…

– Точнее, на все, - поправил Нума Дроз, выражая мнение профессионала.

– Но не на мелкую месть, - настаивал Кромвель.

Адмирал поглядел на наемника, пронзая его серыми глазами. Последовал неприятный момент. Наконец, завершив внутреннее обследование, Солово удовлетворился.

– Я верю вам, - сказал он. - Однако, учитывая эти непрекращающиеся дебаты с настоятельницей в течение последних двух недель и ваше явное нежелание смириться с поражением, легко простить наше первоначальное заблуждение.

– Я не причинил бы зла не только настоятельнице, - держался своего Кромвель. Внимательный взгляд адмирала уже усматривал слабое сияние над его челом, - но и любой пожилой даме.

– Если только этого не потребует дело, - вновь пояснил Нума Дроз.

– Естественно, - снизошел Кромвель.

– Тогда отлично, - проговорил Солово. - Петля подождет… какое-то время. Пойдемте, сначала изучим свидетельства.

– Но для вопросов может не оказаться причин, - прокомментировал Нума Дроз. - Старые дамы нередко поздно встают. Моя прабабушка…

– Нет, - уверенно заявил адмирал. - Здесь стало теснее, я чувствую это. Она ушла.

Слова его разом решили вопрос, и все поднялись из-за стола.

– Оставайтесь здесь, - обратился адмирал к новициатке и, заметив хищный огонек в глазах де Маринетти, добавил: - И все же лучше вам пойти с нами; хватит с вас приключений на сегодняшний день.

Сад был пуст… зеленая могила обезглавленных стеблей.

– Сколько же часов терпеливого труда, - удивилась Каллипия, потребовалось, чтобы срезать и собрать каждый цветок. Безусловно, это работа или ненависти, или любви…

– Чувства, связанные весьма близким родством, - прокомментировал адмирал, позволив себе нотку пренебрежения на первом слове. - А где располагается опочивальня настоятельницы? - осведомился он.

Новициатка указала на внушительную преграду в конце погубленного сада.

– Грубую силу, будьте любезны, - обратился адмирал к Нуме Дрозу.