Михаил Харитонов - Рассказы (сборник)

Сабельзон зажмурился и медленно сосчитал до десяти. Потом, на всякий случай, разделил в уме сто тридцать шесть на двадцать два, недоделил до остатка, но успокоился. Послушал себя — нет, ничего, решительно ничего нехорошего… Зато появилось ощущение, что он забыл о чём-то важном. Чёрт… чёрт… Ну конечно, интервью для «Мира науки»! Вопросы лежат уже неделю, надо бы заняться… Ладно, там посмотрим: пойдёт сразу — сделаем, не пойдёт — не надо, пусть ещё полежат… Тем не менее…

Он открыл глаза с твёрдым намерением немедленно закрыть возмутительную статью и заняться чем-нибудь полезным. Однако при попытке щёлкнуть по квадратику в углу курсор не шелохнулся.

«Ну вот, теперь машина зависла», — обречённо подумал академик. День, так хорошо начавшийся, явно не задавался.

Он нажал на клавишу перезагрузки. Ничего не случилось: проклятая статья не желала исчезать. Более того — в пальцах возникло какое-то странное ощущение, как будто они провалились в пустоту.

Обеспокоенный, он посмотрел на свою руку — и не увидел её. Руки не было.

У Льва Владиленовича закружилась голова. Он вскочил — ноги вроде бы слушались — попытался опереться о стену, но стена как будто провалилась под рукой. Не удержав равновесия, он нелепо взмахнул руками и полетел куда-то в темноту.

Последнее, что он увидел — тело худого седовласого старца, сидящего в кресле перед монитором. Правая рука бессильно свисала вниз.

Темнота скрутилась, превращаясь в жерло воронки. На дне приглашающе блеснуло.

— Доброй вечности. Вот вы и прибыли. Надеюсь, добрались благополучно, — вежливо сказано бестелесное туманное существо, висящее посреди какого-то неопределённого серого пространства.

— Да… если так можно выразиться, — машинально ответил академик, всё ещё пытаясь собраться с мыслями.

— Ну вот и славно. Теперь давайте займёмся делами… — существо сгустилось, изнутри озарившись блескучим рыбьим перламутром.

— Нет, так не пойдёт, — решительно прервал разговор Сабельзон. — Сначала представьтесь. Кто вы, собственно?

— Кто я? — существо сделало что-то такое, что Лев Владиленович понял как пожатие плечами. — Вы что, совсем ничего не помните?

— Нет, — сказал Сабельзон, и тут же осознал странную вещь: бестелесный собеседник кажется ему знакомым, и более того — успевшим порядком надоесть.

— Вот-вот, — несколько обиженно прогундосило существо. — Каждый раз одно и то же. Я занимаюсь вами с палеозоя, и каждый раз такая сцена. В позапрошлый раз вы мне ещё истерику закатили, — пожаловалось оно.

— Значит, были причины, — автоматически отбил наезд академик.

— Ну, причины были, — не стало спорить существо, добавив к свечению розовенького. — Умереть родами, зная, что ребёнка некому выходить… Не надо было рожать от зуава.

— Э-э-э… это когда было? — ошеломлённый академик среагировал на слово «рожать».

— В пятьдесят шестом. Тысяча восемьсот, — без энтузиазма отозвалось существо. — Извините, у меня тут проблемка… Вы пока подождите, хорошо? Только не пытайтесь бежать куда-нибудь. Во-первых, некуда, во-вторых, незачем. И в-третьих, нечем. То есть перемещаться тут можно, вы просто не умеете. Вы всеми силами сопротивляетесь духовному развитию, предпочитая тренировать интеллект. Ладно, об этом в следующий раз поговорим, — заторопился собеседник. — У меня свежий клиент, только что с физического плана. Сейчас приму душу, переправлю куда следует, и мы с вами продолжим…

Собеседник исчез. Не осталось вообще ничего, кроме абстрактного серого свечения вокруг.

Академик занялся тем, с чего начинал в любой новой ситуации: задумался.

Во-первых, следовало признать неприятный факт: похоже, он умер. На это указывало решительно всё, начиная с эпизода у компьютера и кончая его нынешним состоянием. Например, он не чувствовал своего тела. Все попытки посмотреть себе на руки или под ноги оканчивались ничем. Академик ощущал себя чем-то вроде светящейся точки, в которой было сконцентрировано его сознание. Впрочем, ощущение было знакомым: примерно так же он себя чувствовал в те моменты, когда решал какую-то сложную проблему.

Скорее всего, смерть наступила в момент чтения статьи Пейтлина. Он разозлился, поднялось давление, лопнул какой-нибудь сосудик в голове. Льва Владиленовича несколько покоробило то, что его смерть — событие, что ни говори, важное — оказалась до такой степени банальной. С другой стороны, отсутствие предсмертных мучений его не огорчило. Во всяком случае, решил он, с этим малоприятным делом ему удалось управиться быстро и аккуратно. Сабельзон начал было прикидывать, кому следовало бы поручить похоронные хлопоты, и тут же себя одёрнул: сейчас следовало выкинуть из головы земные дела и позаботиться о ближайшем будущем.

Далее: как он только что убедился, за смертью следовало что-то ещё. Академик никогда не испытывал личного интереса к религиозным темам: он был человеком старой закалки. Тем не менее, все известные ему перспективы посмертия предполагали что-то вроде суда над покойником — ну или, как минимум, разбор полётов. Этот вопрос он решил провентилировать сразу по возвращению собеседника.

Что касается светящегося существа, академик постарался проанализировать свои ощущения. В самом деле, оно казалось ему знакомым, надоевшим, но, увы, имеющим над ним какую-то власть. Сосредоточившись на этих ощущениях, академик осознал, что представляет существо как нечто среднее между нянькой, начальником и контролёром в общественном транспорте. Потом из памяти выплыло слово «куратор», и всё встало на свои места.

К сожалению, помимо этого, академик не смог вытянуть из своего подсознания ничего полезного. Похоже, — с поздним раскаянием понял он, — пренебрежение духовным развитием и в самом деле нежелательно. Во всяком случае, для покойника.

В положении покойника, с некоторым удивлением констатировал академик, имеются и свои плюсы. Например, отсутствие неприятных ощущений, как телесных, так и душевных. Он не ощущал ни ужаса, ни горя, ни даже острой тоски о покинутой жизни. Зато мыслить в развоплощённом состоянии оказалось на диво комфортно. Пребывать в пустоте, не отвлекаясь на всякую ерунду… если бы сюда ещё приличную библиотеку, или хотя бы тот же интернет, это, наверное, как-то можно сделать… Ещё бы, пожалуй, не помешало кресло. Ему почему-то очень захотелось присесть, и только сознание того, что сидеть ему не на чем и нечем, останавливало его от попытки плюхнуться прямо на то серое нечто, которое тут простиралось во все стороны.

— Но-но, не увлекайтесь, — добродушно прогундосило существо, непонятно как оказавшееся на прежнем месте.