Юрий Никитин - Имаго

Мне он тоже нравился, да и сейчас нравится, но первое очарование ушло. Я как-то раньше других понял, что острый ум – это еще не глубокий ум. Все человеческое остроумие лежит на поверхности. Остроумие привлекает внимание всякого, но никогда ничего не решает, не предлагает, не создает, не подвигает. Оно даже не разрушает, что я тоже приветствовал бы, ибо в нашей жизни много такого, что надо рушить, взрывать динамитом, освобождать место для светлых жилищ и темных тюрем будущего.

Остроумие – всего лишь украшение нашей серой жизни. Это соль и перчик для нашей ежедневной пресной похлебки, именуемой жизнью, но не пища.

Остроумие – это проснувшееся «я» ребенка, который вдруг увидел, что мир на самом деле не таков, каким его рисуют взрослые. Что детей приносит не аист, что папа и мама отличаются не только одеждой… и вот он с милым ехидством бросается все разоблачать, разоблачать, разоблачать! Абсолютное большинство так и остается в этом прекрасном состоянии, да больше ничего и не требуется для счастливой уживаемости в любом обществе: иронический и чуть покровительственный взгляд на мир и все окружающее, дескать, я вижу вас насквозь, меня не обманете, я – умный…

Увы, чтобы быть умным, вовсе не требуется сперва побывать остроумным, хотя опять же большинство умных людей ими побывало. Просто умные люди развивались быстрее, сумели после остроумности пройти еще одну линьку и вдруг увидели, что в мире взрослых как раз и надо делать вид даже друг перед другом, а не только перед детьми, что детей приносит аист. Человека от животного отличает только умение принять придуманные правила и следовать им, жить по этим правилам, а не по реалиям жизни… ибо жить по реалиям – это вернуться в обезьяну, а потом и вовсе в лемура.

Для жизни в реалии не требуется даже, скажем, живописи, ибо картины – лишь размазанные на холсте краски, а нас не обманешь, кино и театры тоже брехня – там никого не убивают, одежда на теле – тоже брехня, кого обмануть задумали, мы уж точно знаем, что под одеждой все голые!!!

Я тихонько отошел к своему столу. Здесь у меня комп, связь с Инетом, все энциклопедии и все труды моих предшественников. Они тоже, как и я, мечтали перевернуть мир и сделать его лучше. Кое-кому даже удалось…

Но понятно и то, что чем грандиознее план, тем больше у него критиков и тем больше шансов, что он провалится. А я замахиваюсь вообще на такое, на что никто и никогда еще не замахивался. С другой стороны, если верно то, что значимость человека определяется не тем, чего он достиг, а тем, чего дерзает достичь, то я в самом деле такое чудо в перьях, что мне прям щас должны ставить золотые памятники по всему миру уже только за то, что я есть, что дерзаю… А уж получится ли… все зависит от меня – замечательного, дерзкого, гениального, красивого, отважного и вообще самого лучшего на свете!

Мысль, причудливо переползая с одной кочки на другую, зачем-то вернулась к срущему премьеру. Если честно, то мы, несмотря на все высокие технологии, в самом деле застряли в феодальном мире. Даже дофеодальном. Насквозь пронизанном религиозными и шаманскими запретами, табу, нелепыми суевериями и предрассудками.

Ведь на самом деле, если здраво разобраться, что вылезает из кишечника премьера? Прекрасный отборный виноград, нежные персики, хорошо приготовленная курица, жареная форель… словом, премьер с его окладом и наворованными миллиардами уж точно не жрет дерьмо! Прекрасные дорогие продукты попали в его желудок, там отдали большую часть витаминов, аминокислот и углеводов, дальше их продвинуло по кишкам и вытолкнуло наружу уже с другого конца организма. Но вот это, что является из нижнего конца организма, принято считать греховным, нечистым. Как и саму задницу, словно не одна и та же кровь ходит по ее капиллярам, что омывает мозг и сердце, словно задница не наша, а какого-то подлого гада…

Словом, та телеведущая вообще-то делает благородное дело, разрушая предрассудки. Правда, сама об этом не подозревает, как не подозревают о своем благородном труде бактерии, перерабатывающие дерьмо в удобрение, но все-таки ей плюсик. Полезная бактерия, полезная.

Вот среди руин как раз и легче будет начинать строить новое здание, прекрасное, необычное, поражающее формами. Если бы рядом стояли древние дворцы египтян или парфеноны прочих греков, кто-то еще, может быть, и вякнул бы, что, мол, те прекраснее, но сейчас, когда все человеческие ценности превращены в пыль и когда высшей ценностью стало отсутствие у человека всяких ценностей… то пришло мое время строить, пришло!

Я потер ладони, сказал себе, какой я молодец, умница, гений, и опустил пальцы на клавиши. Это делать приходится пока что мне самому.

Сколько я сидел за компом, не помню, в этот мир вывалился лишь выдернутый горьковатым ароматом кофе. Мне сперва показался даже сладким, настолько горько и хреново в том месте, что именуется душой. В черепе крутились, как старая щербатая пластинка, слова Саади: «Да – я в ладье. Меня разлив не тронет! Но как мне жить, когда народ мой тонет?» А тонет не одна Россия, тонет весь мой народ – человечество. Добро бы тонуло в красивом таком космическом катаклизме, под грохот сталкивающихся планет, а то в собственном дерьме!

Я потянул носом, все верно, отец заварил кофе, что значит – проверка гнезда птенчика закончилась, пора в свое, пока трамваи ходят. От машины он наотрез, хотя я сто раз предлагал купить и научить ездить.

На экране компа слова и тезисы в беспорядке. Ладно, вернусь из долгого путешествия на кухню, начну выстраивать.

В комнате на экране телевизора красочное шоу. Вообще-то я включаю звук только для новостей, остальное время это как бесконечный скринсэйвер или плавающие рыбки в аквариуме, но отец всякий раз включает, старики не могут без телевизора, они даже программки на неделю собирают, что-то там отмечают, смотрят, а вечерами на лавочке обсуждают просмотренное и спорят о том, что следует посмотреть на следующий день…

Я, пока шел через комнату, косился на экран. Ага, теперь там прямая трансляция со Второго Всемирного Конкурса интим-причесок, читал о нем в Интернете. Съехались все знаменитости, вручаются высшие и менее высшие награды по двенадцати номинациям. Состязание активно освещается, ессно, и телевидением. Нет телеканала, который не прислал бы телекорреспондентов, а Голос Америки и НТВ демонстрируют ход конкурса в живом эфире, живо комментируя происходящее и нередко мешая мастерам, что в поте лица трудились над… э-э… прическами.

Отец вошел с чашкой в руках, взглянул на экран недобрым глазом. Я уж боялся, что выронит, вон побагровел уже, но отец лишь сказал в раздражении:

– Да когда же этот чертов конкурс кончится?.. Шестой день!