Владимир Медведев - «Если», 2000 № 01

Лезвие Утера вонзилось в бок Вотана, но свирепый ответный удар рассек бедро короля. Утер пошатнулся, и меч Вотана вошел между его ребрами. На миг глаза Вотана зажглись торжеством, но король откинулся и великий Меч Кунобелина описал крутую беспощадную дугу. Вотан, чей меч застрял в теле Утера, мог только закричать, когда лезвие размозжило его череп, пройдя под короной из Сипстрасси. Во все стороны брызнули окровавленные осколки.

Король готов зашатался, взывая к магии Сипстрасси, но Утер перекатился на колени, и Меч вошел в живот Вотана снизу вверх, рассекая сердце пополам. Вотан упал, его тело задергалось, а Утер одним ударом отделил голову от туловища. Но Сипстрасси еще светились в черепе, и демоны грозили разорвать преграду. Утер попытался вновь взмахнуть Мечом, но силы ему изменили.

Он поник, упав в траву на колени. На него легла зловещая тень.

— Вручи мне твой Меч, король, — воззвал Галеад.

Утер отдал ему Меч и упал рядом со своим врагом, а Галеад поднял лезвие вверх.

— Прочь! — воскликнул он, и ураганный ветер согнал тучи в одну, небо расколола раздвоенная молния, из Меча вырвался луч света, рассекая тучи.

Демоны исчезли.

Высоко в небе появилось сверкающее пятно, словно катилась серебряная монета, увлекая огненный шлейф. Галеад увидел, что Камень, вставленный в рукоять Меча, померк и начал терять цвет. Комета, о которой говорил Пендаррик, летящая звезда, способная вбирать магию Сипстрасси… И Галеад понял, чего он должен пожелать.

— Забери ее всю! — отчаянно закричал он. — ВСЮ!

Небо раздвинулось, точно занавес, а комета словно раздулась. Ближе и ближе надвигалась она, огромная и круглая. Воины попадали в траву, закрывая головы руками. Галеад почувствовал, как притяжение кометы высасывает силу из меча, извлекает магию из Камня и забирает жизнь из его тела. Его сковала страшная слабость, руки стали худыми и костлявыми, колени подогнулись, и он упал, но по-прежнему держал Меч высоко над головой.

Столь же внезапно, как и появилась, комета исчезла, и воцарилась глубокая тишина. Кормак и Прасамаккус подбежали к королю, даже не взглянув на дряхлого испитого старика, который лежал в траве, все еще сжимая в костлявых пальцах Меч Кунобелина.

В Великом Круге блеснула вспышка, и оттуда вышел Пендаррик. Опустившись на колени рядом с Галеадом, он прикоснулся Сипстрасси к его лбу, и юность вновь вернулась в его тело.

— Ты нашел Слова Силы, — сказал Пендаррик.

— Зло исчезло?

— На вашей планете больше не осталось Сипстрасси. Быть может, где-нибудь на дне океана, но ни одного, который люди могли бы отыскать и за тысячу лет. Ты совершил это, Галеад. Ты уничтожил царство магии.

— Но у тебя ведь есть один.

— Я явился сюда из Ферага, мой друг. Комета там не показывалась.

— Король! — прошептал Галеад, пытаясь приподняться.

— Погоди! Сначала соберись с силами. — Пендаррик подошел к Утеру. Раны короля были страшными, он терял кровь. Прасамаккус старался, как мог, остановить ее. Гвалчмай и Северин Альбин поддерживали раненого, а Кормак стоял рядом.

Пендаррик встал на колени рядом с королем и хотел прижать Сипстрасси к его боку.

— Нет! — прошептал Утер. — Это конец. Приведи ко мне вождей готов и саксов, Прасамаккус. Поторопись!

— Я могу исцелить тебя, Утер, — сказал Пендаррик.

— Зачем? — Борода короля побагровела от крови, а лицо было смертельно бледным. — Я не могу стать меньше, чем я есть. Я не могу жить на покое. Я люблю ее, Пендаррик, и всегда любил. Но я не могу стать просто человеком. Ты понимаешь? Если я останусь, то только затем, чтобы сражаться с саксами, и бригантами, и ютами — пытаясь, чтобы свеча продолжала гореть немного дольше.

— Я знаю это, — печально произнес Пендаррик.

Прасамаккус вернулся с высоким светловолосым готом, который опустился перед королем на колени.

— Твое имя?

— Аларих.

— Ты хочешь жить, Аларих?

— Конечно, — выпалил воин.

— Тогда вы сложите оружие, и я обещаю: вам позволят вернуться на ваши корабли.

— Почему ты нас щадишь?

— Я устал от крови и смерти. Твой выбор, Аларих — жить или умереть. Сделай его сейчас.

— Мы будем жить.

— Хороший выбор. Северин, проследи, чтобы мой приказ был исполнен. Где Аста?

— Я здесь, Кровавый король, — сказал Аста, нагнувшись над умирающим королем.

— Я сдержу обещание, которое дал тебе вчера. Отдаю тебе край южных саксов во владение и управление.

— Как вассалу?

— Нет, как королю, отвечающему только перед своим народом.

— Принимаю. Но это не обязательно положит конец войнам между моим народом и твоим.

— Нет такого человека, который мог бы покончить с войной, — сказал Утер. — Пригляди, чтобы готы добрались до своих кораблей.

— Это приказ, Кровавый король?

— Это просьба, с какой один король может обратиться к другому.

Утер поднял обагренную кровью руку, и Аста пожал ее.

— Отвезите меня на Остров, — приказал Утер. — Меня там ждут.

С величайшей осторожностью они подняли короля и отнесли внутрь великого Круга, где положили его на алтарный камень. Пендаррик стал рядом, но король подозвал Кормака.

— У нас не было времени узнать друг друга, мой сын. Но не думай обо мне с горечью. Все люди совершают ошибки, и большинство дорого платит за них.

— Без горечи, Утер. Только с гордостью… и сожалением.

Король улыбнулся.

— Галеад, — прошептал он слабеющим голосом.

— Я здесь, мой король.

— Когда мы пройдем врата, ты увидишь лодку. Отнеси меня в нее и греби к Острову. Там будет ждать женщина, которая знает, что я солгал. Скажи ей, что мои последние мысли были о ней. — Утер поник на камне.

Пендаррик быстро шагнул к нему, поднимая руку, и король с Галеадом исчезли.

Прасамаккус испустил страдальческий крик и, шатаясь, побрел прочь. Глаза Гвалчмая оставались сухими, лицо окаменело.

— Он вернется. Я знаю… когда для нас настанет тяжелый час.

Все молчали. Потом Северин Альбин положил ладонь на плечо Гвалчмая.

— Я не знаю всех ваших кельтских поверий, — сказал он, — но я тоже верю, что для таких людей, как Утер, есть особое место, и что он не умрет.

Кормак стоял в стороне, его сердце налилось свинцовой тяжестью. Он не знал Утера, но в его жилах текла кровь короля, и он гордился этим. Оглянувшись, он увидел, что по лугу бежит молодая девушка, и ветер играет ее длинными волосами.

— Андуина! — вскричал он. — Андуина!

И она его услышала.

Эпилог

Горойен сняла серебряный шлем и положила на трон рядом с серебряными рукавицами и нагрудником. Мечи остались при ней. Потом прошла через залу между безмолвными рядами чудовищ-теней и вышла на равнину перед Башней.

Ей была видна серая лента дороги, которая вилась, исчезая в неизмеримой дали. Там стоял мужчина в плаще с низко опущенным капюшоном. И она пошла к нему, держа руку на серебряном мече.

— Ты слуга Молека? — спросила она.

— Я ничей слуга, Горойен, только, возможно, твой.

Он откинул капюшон, и она ахнула, пряча лицо в ладонях.

— Не смотри на меня, Кулейн! Ты увидишь только тление и прах.

Он нежно отвел ее руки и увидел лицо совершенной красоты.

— Ни тления, ни праха. Ты прекрасна, как в тот день, когда я в первый раз увидел тебя.

— Ты можешь любить меня после того, что я сделала с тобой? — спросила она.

Он улыбнулся и поднес ее руку к губам.

— Никто не знает, куда ведет эта дорога, — сказала она. — Ты думаешь, там может быть рай?

— Я думаю, мы уже нашли его. □

Вл. Гаков

КРУГЛЫЙ СТОЛ, ИЗРУБЛЕННЫЙ МЕЧАМИ

Для целых поколений наших читателей знакомство с циклом о короле Артуре начиналось, ввиду отсутствия первоисточников на русском, с Марка Твена. Который, если говорить честно, от всего этого рыцарского «облико морале» камня на камне не оставил!

В середине 1960-х годов об Артуре, а точнее, о злобном старикашке Мерлине бегло напомнили братья Стругацкие своим «Понедельником…». Многие поклонники фантастики наизусть помнят строки: «Итак, председатель райсовета и Мерлин отправились в путь и приехали к пасечнику Герою Труда сэру Отшельниченко… И они доехали до большого озера, и видит Артур: из озера поднялась рука, мозолистая и своя…» Все это было весело, остроумно, но нам хотелось и первоисточника, каковым, полагаю, для благородных донов Стругацких в ту пору оставался все тот же великий насмешник Марк Твен.