Дорис Писерчиа - «Если», 1993 № 04

Но не мог же легендарный мультимиллионер быть невидимкой! Я думал о Хане и о том, что после всех треволнений буду вынужден ее разочаровать. И снова думал о Хане, и долго лежал без сна в темноте на жестком тюфяке, мучимый тревогой и сомнениями.

Но, как говорится, нет худа без добра. Если бы не бессонница, я наверняка не почувствовал бы едва ощутимую вибрацию, сопровождавшую снижение вертолета, и не расслышал бы тихий шум двигателя. Я вскочил и выглянул в дверь своего домика. Поскольку он находился неподалеку от стенки купола, за прозрачной изолирующей оболочкой, мне удалось разглядеть посадочные огни снижавшейся машины, многократно отраженные гладкими стенами каньона, а затем и уродливый силуэт двухвинтового тупоносого марсианского вертолета. Вертолеты на Марсе — редкое зрелище, а посадить машину на дно каньона и при низком атмосферном давлении — вовсе не шуточное дело… Потом я увидел одинокую фигуру человека в герметичном защитном костюме, двигавшуюся по направлению к монастырю. Посетитель явно обладал привилегиями, в отличие от простых смертных.

Я спешно оделся и стал торопливо пробираться по лабиринту переулков к центральной площади. К счастью, монахи не имели обыкновения молиться по ночам, и по пути я ни на кого не наткнулся. Я добрался до площади, не только сумев сохранить в целости ноги, но и поспев как раз в тот момент, когда гость в сопровождении двух монахов, несших свечи, прошел в собор. Это было единственное здание монастыря, которое мне не удалось осмотреть, так как вход в собор разрешался только монахам.

Запрет посещать собор явно не был случайным, и я не решился нарушить его. А Хабир? Может быть, этот таинственный полночный гость — именно он? А сам монастырь — одно из конспиративных мест, куда он приезжает только за почтой? Или, может быть, именно здесь его компьютер?

Я притаился за выступом стены, дожидаясь, когда же он наконец закончит свои дела, и я смогу приступить к своим… Но ждал я напрасно и мерз тоже зря. Несомненно, монахи имели под куполом солнечные батареи, отдававшие накопленную за день энергию для обогрева территории Дебре Дамо, иначе святые братья просто не дожили бы до утра. Правда, как я ощутил на себе, обогрев мог бы быть менее формальным…

И все же мое терпение было вознаграждено: человек в защитном костюме и его свита, освещенные зыбким пламенем свечей, показались из дверей собора и пересекли площадь. Но пошли они не по направлению к переходному отсеку. Вероятно, Хабир еще не успел ознакомиться с почтой. Что делать? Не лучше ли поберечь здоровье и отправиться спать, дав ему спокойно уехать, думал я. К тому же ночь становилась все холоднее, а сколько времени пришлось бы его дожидаться, было известно одному Богу.

Поэтому я вышел на площадь, освещенную мутным светом двух марсианских лун, и, отбрасывая в разные стороны бледные тени, мелкими шажками перебежал ее. Цыплята на насестах обратили на меня не больше внимания, чем на Хабира. Похоже, от холода они впали в кому. Я переступил порог собора и беспрепятственно прошел внутрь, освещая путь маленьким, размером с авторучку фонариком, который я предусмотрительно припрятал в футляре «Этанака». На всякий случай я нащупал рукой серебряный браслет Ханы. НЕ ПОКИДАЙ МЕНЯ, МИСС УДАЧА!

При свете фонарика я прошел через часовню, где молился сегодня вечером, и приблизился к занавешенной двери в противоположной стене. Я долго колебался, боясь нарушить запрет и совершить святотатство — то, что монахи не возражали против присутствия Хабира в их святилище, вовсе нe означало, что они спокойно отнесутся и к моему непрошеному вторжению.

Я распахнул шторы и переступил порог. Обведя лучом фонарика помещение, я разглядел пыльные манускрипты на столах, искусно выкованные металлические кресты, фрески с ликами святых на стенах и плоский экран между ними. Плоский экран?! Я снова осветил его фонарем.

То, что я искал, находилось здесь. На шероховатой голой стене в противоположной части комнаты висел прямоугольный экран, словно ждущий собеседника, а под ним аккуратная консоль с клавиатурой и единственный стул — вход в компьютерную сеть. Передо мной, беззащитная и ничего не подозревающая, дремала могучая Империя Коррама Хабира..

Некоторое время я стоял, неторопливо разминая замерзшие пальцы. Меня обуревали самые смелые и необузданные фантазии. Я сел за пульт и приступил к работе.

В неестественном свечении индикаторов глаза святых на стенах словно ожили. Я подсоединил входное устройство «Этанака» к консоли и, как посетитель музея, ведомый за руку опытным экскурсоводом, отправился вместе с ним в захватывающее путешествие по коридорам и закоулкам грандиозного электронного разума. «Этанак» начал для пробы вводить незначительные данные, чтобы включить систему защиты компьютера и получить точное представление о функционировании всей сети. Я почувствовал, как защита включилась и вступила в игру. Теперь я трепетал от возбуждения, как честолюбивый провинциал, впервые получивший приглашение на великосветский бал.

Но это было только начало пути, впереди меня ждало еще немало препятствий и головоломок. Уже с первых шагов становилось ясно, что нам противостояла, вероятно, самая большая и самая сложная компьютерная сеть в мире — бесчисленное множество программ внутри других программ, словно заключенные одна в другую сферы в китайских шарах из слоновой кости; запутанная иерархическая лестница подсистем, систем, их комплексов — целый пантеон странных таинственных богов.

Интересно, окажись я в действительности составной частью этой сети, смог бы я понять хотя бы ее незначительную структурную составляющую, а потом интегрировать эту структурную единицу в самого себя?

Нет, сейчас не время думать об этом. Я нахожусь здесь для того, чтобы ввести в сеть специфическую подсистему и вмонтировать с ее помощью «глазок» в главную сеть, поэтому не имею права тратить время попусту. Этим я только взбудоражу защиту компьютера, а моя задача — не сражаться с ней, а попытаться обхитрить. По сути, все образование «Этанака» было ориентировано на умение незаметно проникать в электронные системы, не поднимая при этом тревоги и обходя расставленные на пути электронные волчьи ямы и капканы.

Всем своим существом я чувствовал колоссальное напряжение своего электронного собрата: он отсеивал лишнее, нащупывал, отступал и вновь возвращался обратно, отыскивая слабину, самый ничтожный изъян, — так скалолаз ищет выемку в камне, чтобы перейти с одного уступа на другой, чуть-чуть продвинуться вперед, подтянуться еще выше. Мне вспомнился старомодный компьютер «Занаду» — забраться в него было так же просто, как открыть дверцу стола; проникнуть же в эту сеть значило вскрыть мощный сейф. На каждую успешную операцию приходилась тысяча неудач, но «Этанак» не отступал, делая попытку за попыткой с немыслимой, непостижимой скоростью. Бессознательный, сверхчувствительный анализ машины порождал у меня необычные эмоции. Он опережал мысль, но то, что совершалось вокруг, совершалось мною. Так теннисист инстинктивно отбивает стремительно летящий мяч. Время теряло форму, мир растекался вязкой патокой. Это было нечто вроде нового способа медитации — дзен-буддизм и искусство компьютерной логики, слившиеся воедино для постижения неведомого.