Мария Галина - Волчья звезда

— На картинах они такие красивые, — грустно сказала Наташа.

Он потрепал ее по плечу.

— Оставь ты эти картины. Ты лучше повтори поиск. Вдруг мы все же чего-то не заметили… а ты обнаружишь… ладно?

— Ладно, — грустно сказала она.

Ему снился кошмар. Он точно знал, что это кошмар, но не смог бы точно объяснить, почему сон вызывает такой ужас. Нечто бесформенное, неопределенное, наползало из клубящейся тьмы, ухмыляясь, пожирая его сущность. Он дернулся в последней отчаянной попытке освободиться и с ужасом понял, что не может этого сделать — он не чувствовал своего тела. Оно пропало, растворилось в этом липком, сером тумане. Тогда, в последнем, уже безнадежном усилии, он попытался хотя бы вспомнить, кто он такой — и не смог. Его сущность не повиновалась ему точно так же, как отказалось повиноваться, превратившись в бесформенную аморфную массу его собственное тело. Он понимал, что для того, чтобы освободиться, обязательно нужно проснуться… но именно этого он сделать почему-то не мог…

Из тяжелого, муторного сна его выдернули голоса. Весь в поту, он вскочил с кровати и, накинув куртку, выглянул в окно — там, полускрытая клубами тумана топталась группа людей. Он узнал лишь старосту — и то потому, что тот возвышался над всеми остальными, сидя на низкорослой мохнатой лошаденке. Остальные стояли, ощетинившись кольями и вилами, и у Симона на миг возникло ощущение, что под окном ни с того ни с сего выросла небольшая, но очень агрессивная рощица.

— Ничего себе! — пробормотал он.

Торопливо натянув на себя комбинезон, он выскочил в холл. Коменски уже был там, озабоченно поглядывая в низкое окно. Силовой щит не давал людям возможности проникнуть внутрь, и они топтались у барьера, негромко переговариваясь.

«Неужто они и впрямь настолько оскорблены, что выслали эдакую делегацию? — подумал Симон. — И что нам теперь делать?»

— Видел? — спросил Коменски.

— Да. Хорошенькое дело.

— Может, ты с ними поговоришь? Ты, вроде, умеешь с ними ладить.

— Хорошо, — сказал Симон. Он запахнул куртку и вышел наружу, поеживаясь на сыром рассветном воздухе.

Молчаливая группа придвинулась ближе. Тут были почти все трудоспособные мужчины деревни и несколько мальчишек, которые крутились у ног взрослых наравне с деревенскими собаками.

Симону стало не по себе.

— Если у вас какие-то претензии… — начал он.

— Это вы о чем? — мрачно спросил староста. — Если вы об этом вашем придурке, то пусть выплатит хоть какую виру… Уж не знаю, кто тут виноват, а только дурные дела начали твориться. Ядвига пропала.

Этого Симон не ожидал. Он вытаращился на старосту и неуверенно повторил:

— Ядвига?

— А я что говорю? Как ушла вчера вечером, так ее и нет с тех пор. И куда бы это ей уходить — сейчас даже по воду ходить опасно; затопчут.

«Опять за свое», — подумал Симон.

— Так вот… по мне, так лучше бы вам у нас в деревне и вовсе не появляться, но бабка велела… Пусть, говорит, чужеземцы тоже ищут. Видение ей было, что ли. Ее не поймешь, бабку…

— Мы с радостью, — сказал Симон. — Только что мы… А впрочем… Хорошо, подождите немного. Я сейчас.

— Ну что там? — спросил Коменски, когда он вернулся в холл. — Это из-за вчерашнего?

— Да вроде нет. Девушка пропала. Дочка старосты. Они просят нас примкнуть к поискам.

— Ясно, — коротко сказал Коменски. — Кто пойдет? Ты?

— Да, — ответил Симон.

— Кто еще? — Он обернулся к небольшой группке людей, собравшихся в холле.

— Я пойду, — быстро сказал Гидеон.

— Оливия, выведешь Наблюдателя. Наташа, готовь мобиль. Если понадобится транспортировать…

— Боюсь, от Наблюдателя будет мало толку, Амос, — сказал Симон, — это же лес… Что он будет видеть — только кроны…

— Ну, на всякий случай. Кто видел Винера?

— Я, — сказал Гидеон, — наверху, в галерее.

— Ладно. Симон, ты куда? В лабораторию?

— Я быстро…

Симон поспешно направился в правое крыло — аптечка и инфракрасный бинокль хранились в лаборатории вместе с остальным полевым оборудованием. Он торопливо нагружал сумку, когда дверь лаборатории приоткрылась.

— Что ты тут делаешь? — спросил Винер.

Выглядел он паршиво — глаза воспаленные и красные, руки беспокойно оглаживают мятый комбинезон.

— Ты что, — удивился Симон, — так и не ложился?

— Предпочитаю по ночам работать, — ответил тот, — хоть кошмары не снятся. А тебе снятся кошмары, Симон?

— Да, — неохотно признался Симон. И рассеянно добавил, застегивая сумку, — тут уж ничего не поделаешь.

— Куда это ты?

— Ты не знаешь? Там целая делегация у ворот…

— Я еще не выходил, — признался Винер. — Не до того было. А что им понадобилось?

— Девушка пропала, — пояснил Симон, и, встретив непонимающий взгляд Винера, пояснил, — Ну, Ядвига…

— А мы-то при чем? — удивился Винер.

— Да вроде и не при чем. Но они просят нас примкнуть так сказать, к поисковой группе.

Винер пожал плечами.

— Чем вы можете помочь?

— Вы? — Симон в свою очередь недоуменно поглядел на него. — Разве ты не хочешь…

Винер вздохнул:

— Послушай, Симон, я работал всю ночь… Избавь меня от сомнительного удовольствия носиться по горам…

— Но разве ты не…

— Что — не?

— Ты же был с ней близок!

— Ну и что? Она спит со всеми подряд. Все они так. Наверняка она с кем-то сбежала — что же мне теперь, бросить все дела, бегать ее искать…

— Ладно, — Симон подхватил сумку и направился к двери. — Как хочешь… я просто подумал…

Винер не ответил. Отвернувшись, он манипулировал клавишами большого анализатора.

Гидеон уже нетерпеливо топтался в холле.

— А я уж подумал, это по мою душу, — сказал он.

— Нет, — Симон покачал головой, — им не до тебя. Я, кстати, взял твой бинокль.

— Это не мой бинокль, — возразил Гидеон. — Это общий бинокль.

— Ну, ты же с ним вчера таскался весь день, верно? Еще хорошо, что не разбил…

— От бинокля мало толку, — заметил Гидеон. — Жаль. Будь она одной из наших, было бы легче…

«Да, — подумал Симон, — никто из нас не может потеряться. Имплантированный передатчик сам собой включался, стоило только носителю выйти за пределы защитного поля."

… Подлесок, начинавшийся по обе стороны дороги, ведущей к замку, незаметно переходил в густой лес — нерасчищенный и оттого мрачный. Нижние ветви огромных елей, до которых не доходили скудные солнечные лучи, высохли и торчали теперь, ощетинившись ломкими сучьями, с верхних ветвей свисали спутанные бороды лишайников.