Мария Галина - Волчья звезда

— О, нет. Те, на черных конях — всего лишь демоны прошлого. Наши демоны. Былые страхи, былые беды. Они еще способны испытывать злобу, способны ощущать боль. И потому от них еще можно защититься.

— Что же, — спросил он, — человечество всегда одолевали страхи и тьма?

— О, да! — сказала старуха. — Но человек потому и человек, чужеземец, что способен противостоять им. Он смертен и слаб. И в этом его сила, потому что ему нечего терять. Ты смертен, чужеземец?

— Наверняка — да.

— Тогда чего же ты боишься?

— Тьмы, — тихо сказал он.

Она встала, веретено упало с колен и покатилось по полу.

— Так бойся! — сказала она. — Цепляйся за свой страх. В этом твое спасение.

— Не понимаю, — ответил он, — но все равно, спасибо.

— Не ходи сегодня по улице, чужеземец, сын мой. Сегодня скачут самые страшные кони, хромые кони, отставшие от первых. И скажи своему другу, пусть слезет с крыши. Он с утра там сидит. Скажи, он смотрит не теми глазами.

Симон вышел во двор, курица шарахнулась у него из-под ног. С крыши сарая посыпалась соломенная труха, потом вниз свесилась голова Гидеона. На шейном ремне у него болтался инфракрасный бинокль.

— Привет! — сказал он жизнерадостно.

— Гидеон, — с чувством произнес Симон, — ты дурак! Что ты там делаешь, скажи на милость?

— Веду наблюдение, — ответил Гидеон. — С самого рассвета. Пожалуй, — добавил он задумчиво, — на сегодня хватит.

Он ловко спрыгнул с крыши.

— Какое наблюдение? — удивился Симон. — За кем?

— Я подумал, — пояснил Гидеон, похлопывая ладонью по биноклю, — может, если этих коней нельзя увидеть простым глазом, их можно засечь на инфракрасном… Вот я и…

— Здорово же Винер всем нам головы заморочил, — заметил Симон. — Нет тут никаких коней. Ни хромых, ни здоровых. Ни черных, ни инфракрасных. И всадников тоже нет. Это же просто суеверие, Гидеон. Не больше. Оно по-своему реально, — для них, раз уж они в него верят. Боятся зажигать огонь вне дома, воду носить… Знаешь, как говорят — если ситуация воспринимается как реальная, она реальна по своим последствиям.

— Может, просто техника недостаточно чувствительна. Нельзя жечь костры, говоришь?

— Нельзя. Они не терпят дыма. Уж не знаю, почему.

— Так значит, не терпят дыма, — задумчиво произнес Гидеон

— Да, — Симон спохватился. — Что ты задумал?

— Ничего.

— По глазам вижу.

— Нет, — сказал Гидеон, — правда, ничего. Ты сейчас куда — на базу?

— Да, — вздохнул Симон, — похоже, больше тут делать нечего. Во всяком случае, сегодня. Ты со мной?

Гидеон вновь любовно похлопал по биноклю.

— Посижу еще немножечко, понаблюдаю…

— Пустое же дело…

— Чем-то надо заниматься, верно?

Он ухватился за балку, подтянулся и вновь угнездился на крыше.

— Вижу тебя, — произнес он, наставив на Симона бинокль.

— И не удивительно, — холодно сказал Симон.

— Тебя окружили черные всадники. На хромых конях. Берегись, Симон, ты взвешен на весах и найден очень легким.

— Иди ты к черту, — с чувством сказал Симон. Он пнул ногой калитку, вышел, и, сунув руки в карманы, пошел вверх по дороге.

— Гидеон с тобой не связывался?

— Нет, — устало сказал Улисс, — а должен был?

«У них тоже дела идут не слишком хорошо», — подумал Симон.

— Да. Мы, собственно, хотели проконсультироваться. У Винера появилась какая-то новая идея. Насчет вампиров. Вроде, они кишат повсюду, но мы их не видим… Ты ничего похожего не слышал?

— Каких еще вампиров? — вздохнул Улисс. — У нас тут и без них неприятностей полно.

— Местные?

— Да… пытаемся стимулировать… Что-то мне не нравится, Симон…

— Что конкретно?

— Если бы я знал…

— Плохо обучаются?

— Обучаются-то они хорошо… Не в этом суть.

— От Хлебникова так и ничего?

— Так и ничего. Брось, уже столько времени прошло…

— Послушай, может, нам тоже выслать поисковую группу?

— Нет, — твердо сказал Улисс. — Нет. Коменски говорил с Лагранжем — больше никаких дальних вылетов. Только работы в близком радиусе.

— Значит, дело зашло так далеко?

— Будем считать, что это перестраховка, старик, если тебе так спокойнее. Им положено — они начальники… Ладно, занимайся своими вампирами. Все веселее, чем двух головорезов грамоте обучать…

— Можно подумать, нам только вампиров и не хватало, — вздохнул Симон, но Улисс уже отключился.

— Хорошо, хоть ты вернулся, — сказал Коменски. — Нужно быть осторожнее. Мало нам группы Хлебникова…

— Я осторожен, — ответил Симон.

— Ты уходишь слишком далеко от лагеря. И в одиночку. А это опасно — сам знаешь. Сначала ты, потом Винер, потом Гидеон — просто поветрие какое-то…

— Гидеон-то как раз был со мной, — сказал Симон. — Он теперь тоже ищет невидимые сущности.

— Убежденность заразительна, — согласился Коменски.

— Это меня и беспокоит. Мы тратим время попусту. Почему ты не запретишь им?

— Как я могу запретить? — Коменски пожал плечами. — Мое дело следить, чтобы вы не мешали друг другу. И по возможности не наделали глупостей.

— К тому оно и идет. Если бы еще что-то дельное, а то… Сам-то ты в это веришь?

— Верю — не верю… Какая разница? Мы же не можем ничего не делать, Симон. А за что взяться, не знаем. Тычемся, как слепые котята…

«Да, — подумал Симон, — нелегко ему приходится. Взвалить на себя ответственность за кучку перепуганных дилетантов, оказавшихся в непонятном и враждебном мире».

Словно отвечая на его мысли, Коменски сказал:

— Нельзя же требовать от них, чтобы они копались в архивах, носу не показывая наружу…

— Ты же сам говорил, что, учитывая, что Хлебников…

— Я говорил, что нужно соблюдать осторожность. Вот и все.

Симон вздохнул.

— Амос, я же понимаю… Они жаждут общения. Мы ведь так давно не видели людей… Но это общение…

Он прервался. Коменски напряженно смотрел в сторону ведущей к базе дороги, вьющейся по ущелью.

— Кто-то идет…

— О, Господи, — пробормотал Симон, — это же Гидеон.

Гидеон шел, прихрамывая, опираясь на плечо давешнего мальчишки. Голова его была разбита, по щеке стекала струйка крови…

— Вот, — сказал мальчик, подталкивая своего спутника к Симону, — забирайте…

— Скажи Коменски, я не хотел… — неразборчиво произнес Гидеон.

— Сам и скажешь.

— Паршивая история вышла, Симон. Если бы не мальчишка…

— Я кричал им, чтобы его не трогали, — пояснил парень. — Кричал-кричал. Он же не нарочно, он по глупости. Грех убогого трогать…