Иван Быков - Бюро Вечных Услуг

– Ну, не знаю, – нерешительно замялся Индрин. Он так намаялся со своей диссертацией, что перспектива не углублять свой научный взор в изучаемые толщи, а расфокусировать свой аналитический гений до масштабов всей культуры в целом его не вдохновляла.

– Сыграем? – предложил змей и на столе, в свете латунной лампы, возникла шахматная доска.

– Вы имеете в виду какую-то конкретную партию? – поинтересовался Глеб Сигурдович. – Бессмертную? Оперную? Вечнозеленую? Или вы хотите разыграть, например, битву при Гастингсе?

– Что Вы! – если бы у змея были руки, он бы их развел в стороны. – Зачем нам чьи-либо шедевры. Оставьте их авторам – Андерсену, Морфи, Стейницу. Вы же риши, да и я не шит, как говорят, лыком. Давайте затеем собственную игру, исключительно комбинационно-позиционную. Ее, конечно, не запишут в анналы шахматного искусства, но сами-то мы удовольствие получим? – и Нестор подмигнул змеиным глазом.

– А давайте! – легко согласился Индрин. – Крутите! – но потом обратил внимание на отсутствие у змея рук, а потому сам смел с доски две пешки – белую и черную, дабы разыграть цвет шахматных армий.

52

За игрой в шахматы они провели несколько часов. Они разыграли пять или шесть партий. Ходили быстро, почти не задумываясь. Их разумы послушно выдавали все возможные варианты уместных комбинаций. Если кто и пытался случайно пойти по пути кого-либо из известных гроссмейстеров, то противник тут же подмечал это и мгновенно указывал на промах. Так они шикали шутливо друг на друга, грозили пальцем (доцент Индрин) или кончиком хвоста (Наг Нестор). Им бы наскучило это занятие, они наверняка перешли бы к иному виду интеллектуальной деятельности, если бы играли «насухо». Но в какой-то момент Индрин важно произнес:

– Риши, пусть даже дваждырожденный и совершенномудрый, – это не риши, если он не может стать снова всего лишь обычным человеком, хотя бы на время, – человеком, несущим свой экстаз в бутылке с вином.

И на столе возникло вино и два бокала. Нестор обвил бутылку хвостом и поднес ее ближе к глазам, стремясь прочитать этикетку. Зрение Нага ничем не отлично от обычного человеческого зрения, кроме способности «видеть душой». Наги не линяют из сезона в сезон, не сбрасывают кожу – лишь меняют ее цвет, спускаясь на очередное Дно. Поэтому глаза их не покрыты защитной пленкой, мутнеющей ко времени линьки, как у пресмыкающихся животных. Зрение Нага хрустально чисто в любое время года, в любое время дня и ночи. Зрачки Наговых глаз – человеческие зрачки, они не вытянуты вертикальной щелью, как у тех змей, что ведут ночной образ жизни. Умение «видеть душой» настолько самодостаточно, что необходимость в каких-то особых усовершенствованиях, как, например, орган термолокации, позволяющий змеям во время охоты улавливать тепло тел своих жертв и на основе этого определять их месторасположение, для Нага не является актуальной. Поэтому, чтобы прочитать этикетку, Нестор обвил бутылку с рубиновой жидкостью хвостом и поднес ближе к глазам.

– Это не обычное вино. Это просто символ экстатического состояния, – услышал он из-за спины. Голос был детский, но не писклявый, а полного тембра и великолепных акустических характеристик.

Нестор обернулся. Малыш Дионис сидел на бордовой кошме, удобно облокотившись о бицепс мраморного Гермеса. Малыш свесил ножки и весело, амплитудно размахивал ими. Ручонки он теперь не простирал к горним высям, а упер их в по-детски пухлые бока. Глаза смотрели лукаво и задорно. Встретившись с Нестором взглядом, маленький оживший Дионис подмигнул и продекламировал:

– Где нет вина, сердца разбиты, для них бальзам – вина кристалл.Глотни мертвец его хоть каплю, он из могилы бы восстал.

– А я знаю, – доцент Индрин чуть не захлопал от радости «узнавания». – Это Рудаки. У него еще есть по нашему случаю:

– Все, что видишь, все, что любишь, недостойно мудреца,Зелень, и миндаль, и вина – нет им счета, нет конца!– Мир – змея, а честолюбец – это тот, кто ловит змей,Но змея от века губит неудачного ловца! —

Подхватил Дионис чистым голоском и оба – малыш и доцент Индрин – посмотрели на Нестора, как бы намекая, что Рудаки писал-то, собственно, про него, про змея. Нестор понял, что началась совсем другая игра. Нужно было достойно парировать, и змей продекламировал:

– Приди, утешь меня рубиновым вином,На чанге заиграй, мы пить с тобой начнем…

При этих словах в руках малыша появился струнный музыкальный инструмент. Однако выглядел он не «треуголкой», как персидский чанг, а имел характерную форму греческой кифары или римской лиры. Малыш вдохновенно ударил по струнам, и заканчивал декламацию Нестор уже под музыкальное сопровождение:

– Такого дай вина, чтоб яхонтом сверкнулТот камушек степной, что отразится в нем.

И чтобы песня длилась, хоть Нестор уже и замолчал, Дионис сам продолжил под звенящий перебор:

– Отречься от вина? Да это все равно,Что жизнь свою отдать! Чем возместишь вино?Могу ль я сделаться приверженцем ислама,Когда им высшее из благ запрещено?

Слова из рубаи Омара Хайяма об исламе особенно забавно звучали из уст совсем юного древнегреческого бога. Нестору трудно было представить себе Диониса исламистом. Малыш заметил, что змей уделяет ему внимание, и залился звонким смехом. А потом неожиданно стал серьезным и сказал с важностью старца-суфия, умудренного немалым жизненным опытом:

– Женщина, неспособная понять или хотя бы принять пристрастие мужчины к вину, никогда не сможет стать хорошей женой.

– Вот потому я и не женюсь! – поддержал доцент Индрин.

– Вы ж не пьете, Глеб Сигурдович, – попытался урезонить его Нестор, но в доцента вселился бес противоречия. Да и не хотелось ударить в грязь лицом в присутствии бога виноградной лозы.

– Пью! – отчаянно заявил он.

– Ну, не так же, чтобы очень… – настаивал змей.

– Очень! – возопил доцент Индрин. – Я очень пью! – Но потом успокоился и заметил уже более ровно:

– Пью я или не пью – дело обстоятельств. Но не женюсь я именно по указанной причине!

После чего прочитал трогательно, как первокурсник театрального училища на вступительном экзамене:

– От злой жены или душой отчайся,Иль по миру бродяжить отправляйся.

– Саади? – с пониманием темы уточнил Дионис.

– Саади! – все еще экзальтированно подтвердил Индрин.

– Не бывает злых жен, – заметил Нестор. – Нужно искать причину злости. А причина злости – в непонимании.