Теодор Старджон - Больше чем люди

Попробуй дверь, проверь, закрыта ли она.

Он понял, что не смеет это сделать. Еще пет. Смутно он представлял себе, что почувствовал бы, если бы дверь оказалась закрытой. Но подтверждения своим леденящим догадкам не хотел находить.

- Слушай, - яростно сказал он самому себе, - лучше тебе чем-нибудь заняться. Сделай что-нибудь. Или просто думай. Но не сиди так.

Думай. Думай о скрывающейся здесь тайне, о заостренном лице с толстыми стеклами очков, об улыбающемся лице, которое говорит: "Умри".

Подумай о чем-нибудь другом! Быстрей!

Джейни. Одна, перед этим заостренным лицом с...

Гомогештальт, девушка, две неговорящие негритянки, дурак-монголоид и человек с заостренным лицом и...

Попытайся снова. Гомогештальт, следующая ступень эволюции. Ну, конечно, почему бы не существовать наряду с физической психической эволюции? Гомо сапиенс голый и невооруженный, но у него в черепе огромного размера комок желеобразного вещества; и поэтому он отличается от животных, от которых произошел.

Но остается тем же, тем же самым. До сего дня он стремится размножаться, стремится владеть; убивает без сожалений и угрызений совести; если силен берет, если слаб - бежит; а если слаб и не может бежать - умирает.

Гомо сапиесу предстоит умереть.

Страх в нем - это хороший страх. Страх - это инстинкт самосохранения. Страх означает, что есть надежда остаться в живых.

Гип начал думать о выживании.

Джейни хочет, чтобы у гомогештальта выработалась система морали и чтобы такие, как он, Гип Барроус, не могли быть раздавлены. Но одновременно она хочет, чтобы ее гештальт процветал: ведь она его часть. Моя рука хочет, чтобы я выжил, мой язык, мой живот хотят, чтобы я продолжал жить.

Мораль: они не что иное, как закодированный инстинкт самосохранения.

Верно ли это? А как же общества, в которых аморально не есть человеческое мясо? Это что за выживание?

Да, но те, кто придерживается установок морали, существуют в пределах своей группы. Если в группе принято есть человеческое мясо, ты тоже будешь его есть.

Должно быть название для этого кода, для системы правил, по которым индивидуум живет таким образом, чтобы помогать своей группе. Это что-то выше морали.

Допустим, это называется этикой.

Вот что нужно гомогештальту, не мораль, а этика. И я буду сидеть, с мозгами, растекающимися от страха, и создавать этический кодекс для сверхчеловека?

Попытаюсь. Это все, что я могу сделать.

Определим понятия.

Мораль: кодекс правил для выживания индивидуума в обществе (сюда входит и наш праведный каннибал, и правильность обнажения в группе нудистов).

Этика: кодекс поведения индивидуума, способствующий выживанию общества (вот твои социальные реформаторы, те, что освобождают рабов, не едят людей и так далее).

Слишком поспешно и поверхностно, но придется работать с этим.

В качестве группы гомогештальт может решить собственные проблемы. Но как единое существо:

У него не может быть морали, потому что он один.

Остается этика. "Кодекс поведения индивидуума, способствующий выживанию общества". Но у него нет общества. Пока еще нет. Нет вида: он сам свой собственный вид.

Сможет ли он руководствоваться кодексом, который будет способствовать выживанию всего человечества?

И с этой мыслью Гип Барроус ощутил неожиданное вдохновение, как будто не связанное с его нынешней проблемой. Но груз враждебности и слепого безумия неожиданно спал с него, он почувствовал себя легко и уверенно. Вот что он подумал:

Кто я такой, чтобы делать положительные заключения о морали и кодексе выживания всего человечества?

Как кто? Я сын врача, человека, выбравшего служение человечеству, уверенного в своей правоте. Он пытался заставить меня служить так же, потому что был уверен, что это единственный правильный путь. И я за это ненавидел его всю жизнь... Теперь я понял, папа. Я понял!

Он рассмеялся, чувствуя, как тяжесть старой обиды и гнева навсегда покидают его, рассмеялся просто от радости. И как будто зрение его стало ярче, свет во всем мире сильнее, мозг его обратился к теперешней проблеме, мысленные пальцы словно крепче ухватились за скользкую поверхность, схватились уверенно...

Дверь открылась. Джейни сказала:

- Гип...

Он медленно встал. Мысль его стремилась все дальше и дальше, она к чему-то приближалась. Если он только сможет схватить, сжать пальцами...

- Иду.

Он вошел в дверь и ахнул. Как будто оказался в гигантской теплице в пятьдесят ярдов шириной и сорок глубиной; большие застекленные панели спускались сверху навстречу газону - скорее даже парку - по ту сторону дома. После замкнутости и темноты, которые он видел, этот простор поражал, но одновременно сильно возбуждал. Возбуждение помогло его мысленным пальцам подняться выше, схватить крепче...

Он видел идущего навстречу человека. Быстро пошел вперед, чтобы быть подальше от Джейни на случай взрыва. Он знал, что будет взрыв.

- Ну, лейтенант. Меня предупредили, но все равно должен сказать, вы меня удивили.

- А я не удивлен, - ответил Гип. Он подавил удивление другой природы: был уверен, что голос подведет его, однако этого не произошло. - Я все семь лет знал, что найду вас.

- Клянусь Господом, - радостно и удивленно сказал Томпсон. Радость была недоброй. Через плечо Гипа Томпсон сказал:

- Прошу прощения, Джейни. До сих пор я тебе не верил, - Потом обратился к Гипу:

- У вас поразительные способности к восстановлению.

- Гомо сапиенс - выносливое существо, - ответил Гип. Томпсон снял очки. У него оказались большие круглые глаза, такого же цвета и блеска, как черно-белый телевизионный экран. Белок виден был вокруг всего зрачка, абсолютно круглого и выглядевшего так, словно вот-вот начнет вращаться.

Кто-то когда-то сказал:

- Держись подальше от его взгляда, л все будет в порядке.

Сзади Джейни резко сказала:

- Джерри!

Гип повернулся. Джейни подняла руку и оставила зажатым в губах маленький стеклянный цилиндр, меньше сигареты. Она сказала:

- Я тебя предупредила, Джерри. Ты знаешь, что это такое. Только дотронься до него, и я прикушу это. И тогда всю жизнь ты с Бэби и близнецами будешь жить, как обезьяна в клетке с белками.

Мысль, мысль...

- Я хотел бы познакомиться с Бэби.

Томпсон оттаял. До сих пор он стоял совершенно неподвижно, не отрывая взгляда от Джейни. Но вот повернул свои круглые очки.

- Вам он не понравится.

- Я хочу задать ему вопрос.

- Никто, кроме меня, не задает ему вопросов. Вероятно, вы надеетесь получить ответ?

- Да.

Томпсон рассмеялся.

- В эти дни никто вообще не получает ответов. Джейни негромко сказала: