Тим Хэй - Николае

— Считайте, что я ветреный человек, — сказал Бак.

— Спасибо за помощь, мистер Катц.

— Не за что. Спасибо и вам.

Офицер снова сел в свою машину и развернулся, удаляясь на север, в сторону Беер-Шева. Бак, с ватными коленями и трясущимися руками, закрыл капот и влез в автобус.

— Как, скажите на милость, вам это удалось, Цион? Цион! Это я! Теперь вы можете выходить, где бы вы ни были. Вы же не забрались в багажное отделение, Цион?

Бак встал на сиденье и проверил полки. Никого. Он лег на пол и заглянул под сиденья. Никого, кроме его собственной сумки, стопки белья, запасов провизии, воды, масла и бензина. Можно было подумать, что Циона украли.

Что теперь было делать? Пока Бак был занят с офицером, мимо не проезжала ни одна машина. В темноте он побоялся кричать Циону. Когда он успел выбраться из автобуса? Чтобы создать видимость для просажающих мимо, Бак сел в кабину, завел двигатель и проехал несколько метров по обочине. Ярдов через двести он попытался развернуться, но обнаружил, что должен сделать это в три приема. Он проехал по другой обочине, поднимая клубы пыли, включив красные габаритные огни.

«Ну же, Цион! Дай мне знать, что ты не отправился пешком в Египет!» лихорадочно думал он.

Может быть, посигналить? Вместо этого он проехал еще пару сотен ярдов на север и снова развернулся. На этот раз в свете фар он заметил, как его друг едва заметно махал вдалеке из группы деревьев. Забравшись в автобус, Цион бен-Иегуда лег на пол рядом с Баком. Он тяжело дышал.

— Если вы когда-либо задавались вопросом, что значит притча о Боге, творящем удивительные вещи, то вот вам ответ на этот вопрос, — сказал Цион.

— Ради всего святого! Что произошло? — спросил Бак. — Я уже думал, что нам крышка.

— Я тоже так думал! — сказал Цион. — Я дремал и практически не понял, что нужно что-то делать с мотором. Когда вы подняли капот, я понял, что хочу облегчиться, и вышел из автобуса. Вы заливали воду, а я, едва успев отойти на пятнадцать метров от дороги, заметил, как подъехала патрульная машина. Что будете делать вы, я не предполагал, но понимал, что в автобусе находиться не должен. Я направился сюда, обращаясь к Богу с молитвой, чтобы вам удалось как-нибудь от него отделаться.

— Так вы слышали наш разговор?

— Нет. А что он такого сказал?

— Вы не поверите в это, Цион. — И Бак по дороге к границе рассказал ему всю историю.

Пока автобус катился в темноте, мужество Циона заметно росло. Сидя на переднем сиденье, позади Бака, он не прятался и не пригибался к полу, а наклонился вперед и настоятельно говорил что-то Баку прямо в ухо.

— Камерон, — слышал Бак его слабый и дрожащий голос, — я схожу с ума, когда думаю о том, кто позаботится о моей семье.

— Я не знал, как вас об этом спросить, но что обычно происходит в подобных случаях? Я имею в виду ситуации, когда этим занимаются псевдоофициальные группировки.

— Это меня и беспокоит. Никогда не знаешь, что станет с телами. Похоронят их или сожгут? Я не знаю. Но при одной мысли об этом я ощущаю боль и горечь.

— Цион, я не хочу наставлять вас в вопросах духа. Вы — человек слова и глубокой веры. Цион прервал его.

— Не говори глупости, мой юный друг. То, что вы не ученый, вовсе не значит, что вы менее зрелы в вопросах веры. В конце концов, вы стали верующим раньше, чем я.

— И все-таки, сэр, мне трудно понять, как поступать в случае такой личной трагедии. Я не смог бы пройти через то, что выпало на вашу долю, по крайней мере, не смог бы это сделать так, как вы.

— Не забывайте, Камерон, что по большей части мной управляют эмоции. Сейчас я пережил сильнейшее потрясение, но худшие дни еще впереди.

— Честно говоря, я беспокоюсь за вас, Цион. Но вы способны плакать, а слезы — это большое облегчение. Мне страшно за тех, кто проходит через такие муки без слез.

Откинувшись обратно на сиденье, Цион замолчал. Бак про себя за него молился. Наконец Цион наклонился к нему снова.

— Я получил слезы по наследству, — сказал он. — Столетия слез.

— Цион, я хотел бы сделать для вас что-нибудь реальное, — сказал Бак.

— Реальное? Что может быть ощутимее того, что сделали вы, вселив в мою душу оптимизм? Кто бы стал это делать ради практически незнакомого человека?

— Мне кажется, я знал вас всегда.

— Бог дал вам средства, которых нет даже у моих самых близких друзей. — Цион, казалось, глубоко погрузился в мысли. Наконец он вымолвил:

— Камерон, есть одна вещь, которую вы можете сделать, чтобы я чувствовал себя еще комфортнее.

— Все, что угодно.

— Расскажите мне о вашей небольшой группе верующих там, в Америке. Как они называются?

— «Отряд Скорби».

— Да! Мне нравится слушать такие истории. Куда бы я ни приезжал со своими проповедями, чтобы помочь обратить в веру более 144 тысяч евреев, ставших теперь свидетелями, о которых говорится в Писании, везде слышал чудесные истории о тайных собраниях. Расскажи мне все о вашем «Отряде Скорби».

Бак начал с самого начала. Все началось в самолете, где он был обыкновенным пассажиром, Хетти Дерхем — бортпроводницей, а Рейфорд Стил пилотом. Во время рассказа он наблюдал за Ционом через зеркало заднего вида, действительно ли тот слушает или только делает вид. Бак удивлялся, как его собственное сознание работало сразу в двух направлениях. Рассказывая что-то, он успевал думать о другом. Бак живописал о том, как он подслушал рассказ Рейфорда о духовных поисках, о встрече с Хлоей и возвращении вместе с ней в Чикаго из Нью-Йорка в тот самый день, когда она молилась со своим отцом о приближении к Христу, о встрече с Брюсом Барнсом и его духовном наставничестве. Одновременно Бак пытался побороть страх, возникающий при мысли о пересечении границы, и размышлял, стоит ли рассказывать Циону о смерти Брюса Барнса, человека, которого тот никогда не видел, но с которым переписывался, надеясь когда-нибудь послужить вере вместе.

Бак закончил свою историю, не договорив о последних днях, когда «Отряд Скорби» вновь воссоединился в Чикаго, прямо перед войной. Бак чувствовал, как при приближении к границе растет напряжение Циона. Казалось, что он стал больше двигаться, чаще перебивать, быстрее говорить и задавать больше вопросов.

— И пастор Брюс работал в церкви столько лет, не будучи истинным верующим?

— Да. Это печальная история, о которой даже ему самому было тяжело рассказывать.

— Не могу рассчитывать на встречу с ним, — сказал Цион. — Я буду скорбеть о семье и скучать по родине, заменявшей мне родителей. Но помолиться вместе с вашим «Отрядом Скорби», открыть вместе с ними Писание это было бы бальзамом для моих ран, целительной мазью для моих страданий.