Николай Эдельман - Когда рухнет плотина

Анжела смотрела на меня, расширив глаза и зажав руками рот.

- Пошли! - прокричал я, сам не слыша своего голоса.

- Зачем ты его так?

- Я им обещаний вести себя смирно не давал!

- Ты его убил?

- Вряд ли. Скорее оглушил. Убьют его теперь свои.

Я наклонился и, обыскав поверженное тело, забрал все, какие нашел, рожки к автомату, а сам автомат повесил на грудь

- Уходим! Живо!

- О чем ты думал?! Я же ходить не могу!

- Ничего. Дохромаешь как-нибудь.

И схватив Анжелу за руку, я потащил её к выходу. Она, хромая, сделала шаг, другой, вдруг охнула и пошла нормально - вероятно, сместившийся сустав встал на место.

19.

Мы помчались вниз по лестнице - кажется, той же дорогой, какой пришли сюда. Я надеялся выбраться во двор, не встретив по пути никого из боевиков - вероятно, все они были отвлечены попыткой захватить танк. Ушли мы вовремя - едва спустились на пролет, над нами загрохотало, все здание содрогнулось, на нас посыпалась пыль, мелкие камушки, и обернувшись, я увидел, что из дверного проема, в который мы только что выбежали, валит дым.

- Что это?! - Анжела испуганно прижалась ко мне.

- Снаряд, наверно, разорвался. Танки подвалили или что-нибудь в этом роде. Теперь ты понимаешь, как я был прав?

- Да, повезло.

Едва она сказала это, я распахнул дверь на улицу, и мне в грудь уперлись два или три автоматных ствола. Из-под солдатских касок блестели стальным отливом глаза - жестокость, распаленная собственным страхом.

Непонятно, почему меня не пристрелили сразу же. Вероятно, вид у меня, несмотря на автомат, был чересчур штатский.

- Я же говорил - они оттуда посыплются, - сказал из-за спины солдат лейтенант в десантном берете. - Вот и стенка подходящая...

- Стойте! - Анжела протиснулась вперед и встала между мной и стволами. - Мы были в плену, сбежали. Мы направляемся в Краевую думу по личному разрешению генерала Грыхенко. Вот пропуск, - она достала из кармана пальто и сунула лейтенанту под нос какую-то картонку. - За самочинные действия будете отвечать!

Лейтенант бросил взгляд на картонку, и - то ли оказался дисциплинированным, то ли палаческая работа его не прельщала, - бросил:

- Х... с ними. Отведем в комендатуру, там разберутся.

С меня сорвали автомат, поставили нас лицом к стене - ноги враскорячку, руки упираются в стену - и обыскали. Солдат, обыскивавший Анжелу, молодой еще, в веснушках, но с неприятным лицом мелкого городского хулигана, не стеснялся ощупывать все её места, которые того заслуживали. Ко мне проявляли меньше внимания, но напоследок, то ли от избытка эмоций, то ли для профилактики шарахнули промеж ног коленом. Оказалось, до сих пор я не имел никакого представления, что такое настоящая боль. На некоторое время я вырубился. Вероятно, меня тащили волоком, судя по измазанным глиной брюкам и исцарапанной под ними кожей.

Я пришел в себя на полу темной стальной коробки, которая мчалась куда-то, трясясь на исковерканной мостовой. Судя по лязгу гусениц, это была БМП. Анжела сидела рядом на корточках, и моя голова лежала у неё на коленях. Вместе с сознанием вернулась и боль, заставившая меня скрючиться, прижав руки к паху. Я не мог даже стонать - только скрипел и шипел. Откуда-то из сумрачной железной высоты до меня донесся словно бы голос божества: "Смирно лежи!" - и отвечающий ему голос Анжелы: "Сами его избили, а теперь недовольны. Да он вообще без сознания. О господи!" - и её рука легла на мой лоб. Как я потом выбирался из БМП, вспоминается с трудом. Я старался передвигаться на своих ногах, но это получалось только благодаря помощи Анжелы и конвоира, поддерживавших меня с двух сторон, и мои вымученные усилия заглушили большую часть сигналов из внешнего мира: перед глазами все расплывалось, раскачивалось, слова воспринимались обрывками. Анжела снова с кем-то спорила, но все её доводы натыкались на единственный ответ: "Приедет майор Селтачня, разберется". И нас запихнули в темный подвал, уже полный таких же, как мы, задержанных.

Свет в подвал приходил лишь из нескольких окошек, верхняя кромка которых находилась на одном уровне с тротуаром, а образовавшиеся в результате многолетнего нарастания мостовой колодцы были завалены мусором. Разглядеть что-либо в таком освещении было трудно, но я, немного придя в себя, заметил, что обитатели подвала в большинстве своем - самые что ни на есть штатские люди, какие-то бабы в платках, небритые алкоголики в кепках, даже дети. Вероятно, всех, кто мало-мальски смахивал на боевика, расстреливали сразу же. Недостаток света с избытком компенсировался обилием звуков: здесь плакали, причитали, матерились, делились переживаниями, временами даже раздавались взрывы смеха. Как ни велико было население подвала, мы все-таки ухитрились отыскать укромный уголок за каким-то бетонным выступом и приютились там.

- Как ты? - спросила Анжела, подставляя плечо для моей головы.

- Ох, хреново мне ... - простонал я. - Только таких сильных впечатлений мне не хватало для полноты картины!

- Что, теперь проник в глубинную сущность событий? - хмыкнула она.

Ее слова прозвучали довольно громко в случайно наступившем мгновении тишины, и из темного угла неподалеку от нас поднялась фигура и направилась к нам, пробираясь через скопление людей.

- Анжела? - спросил этот человек, наклоняясь к нам, и я узнал в нем Анатолия Бричковского. От его вчерашнего шика не осталось и следа: лицо все иссечено мелкими порезами, глаз подбит, волосы растрепаны. Но костюм и галстук были ещё при нем.

- А-а, Виталий, и вы здесь, - добавил он, заметив меня. - Где вас отловили?

- На Пролетарской улице, - объяснила Анжела. - Мы из Академгородка пробирались. А вы как сюда попали?

- А! - он махнул рукой. - Не будем о том, что лучше забыть. К чему умножать свои печали? Давайте радоваться жизни, пока есть возможность.

- Чему можно радоваться в такой обстановке? - проскрипел я.

- Ну, хотя бы тому, что даже тут я нашел очаровательную даму и интересного собеседника. Знаете, - он оглянулся, - это напоминает мне одну гравюру. "Последняя ночь в Консьержери". Разумеется, с поправкой на местные реалии. И к сожалению, наводит на печальные раздумья о нашей собственной участи. Да, закономерный конец всей этой демократической чуши. Вот к чему приводит безответственное интеллигентское прожектерство. Сперва семнадцатый год, теперь - снова, как будто одного раза было мало...

- И что, ваши убеждения ещё не поколебались? Вы радовались каким-то предоставившимся возможностям. Где они сейчас, эти возможности?

- Возможностями я воспользовался сполна, - заявил Бричковский, - и ни о чем не жалею. А сегодня... Да, фортуна повернулась не той стороной. Но наивысшие мгновения жизни не могут долго длиться. На то они и мгновения. За взлетом следует падение. И потом, вы искажаете мои слова, что, извините за прямоту, свойственно вашей профессии. Я говорил, что в подобные времена мужчина должен полагаться только на себя.