Марек Эдельман - Гетто в огне

Марек Эдельман

Гетто в огне

«Когда Марек Эдельман, один из руководителей Варшавского восстания, принес мне кипу печатных страниц, он сказал —… „Я — не писатель. Это не литературные материалы и не воспринимайте их как таковые“… Но этот нелитературный труд столь велик по своему значению, что не все шедевры могут с ним сравниться. В четких, конкретных, сдержанных словах, простых и ненавязчивых, сконцентрирована мука исторического значения… Этот подлинный документ твердости, морали и силы, сохранившейся в период самой большой трагедии в истории человечества»

София Налковская, Лодзь, ноябрь 1945

Памяти Абраши Блюма

Когда немцы заняли Варшаву в 1939 году, они застали еврейскую общину в состоянии хаоса и распада. Почти все видные деятели покинули Варшаву 7 сентября. Оставшиеся 300 000 евреев были беспомощны и растеряны. Поэтому община сразу же оказалась полностью во власти немцев, и им удалось беспрерывными преследованиями сломить ее дух. Немецким агентством пропаганды бесперебойно велась целенаправленная работа, распространялись невероятные — по тем временам — слухи, внося в жизнь евреев панику и кошмар. Варварское обращение с евреями очень скоро наглядно продемонстрировало, что их ожидает. Евреев изгоняли из домов, хватали на улицах, чтоб загрузить бесцельной, ненужной работой. Преследования были целеустремленными и систематическими.

Уже в ноябре 1939 года были обнародованы первые декреты: учреждение лагерей для «перевоспитания» еврейского населения и конфискация всех еврейских активов, превышающих 2 000 злотых на семью. Позднее, одно за другим, вышло множество ограничительных правил и постановлений. Евреям запрещали работать в ключевых отраслях промышленности, в правительственных учреждениях, печь хлеб, зарабатывать больше 500 злотых в месяц (при том, что цена хлеба беспрерывно росла и достигла 40 злотых за фунт), покупать и продавать «арийцам», лечиться у «арийских» докторов, а докторам лечить «арийцев», ездить на поездах и трамваях, без специального разрешения выезжать за пределы города, владеть золотом или драгоценностями, и т. д. После 12 ноября 1939 года, каждый еврей 12 лет и старше был вынужден носить на правой руке белую нарукавную повязку с синей звездой Давида, а в Лодзе и Вроцлаве, — желтые, на спине и груди.

Евреев избивали, топтали и убивали без всяких причин. Единственным наказанием за отказ повиноваться инструкциям была смерть. Но и покорное повиновение не ограждало от совершенно фантастических по жестокости преследований. Вершиной всего этого стал неписаный закон о коллективной ответственности. Так в начале ноября 1939 года, 53 мужчин, жителей дома № 9 на улице Налевки, были расстреляны за то, что один из жильцов оказал сопротивление польскому полицейскому. Это был первый случай массового наказания, что усилило панику среди евреев Варшавы. Их охватил неслыханный страх перед немцами.

В этой атмосфере террора и страха Бунд, тем не менее, принял решение продолжать свою политическую и социальную работу. Несмотря на все, что происходило, среди нас нашлись люди, готовые действовать. Необходимо было преодолеть главный психологический барьер, — чувство, что можно погибнуть, без всякого повода, подвергнуться оскорблению и избиению просто за то, что ты еврей. Сознание, что нас не считают за людей, подрывало уверенность в себе и желание работать. Это лучше всего объясняет, почему в первый период после падения Варшавы мы были способны, в основном, лишь на благотворительность, и почему первые инстинктивные порывы вооруженного сопротивления оккупантам появились сравнительно поздно и были вначале сумбурными и неосмысленными. Преодолеть ужасающую апатию, зажечь искру сопротивления, победить давящую панику — даже эти мизерные задачи требовали гигантских усилий.

Даже в самые беспросветные моменты, Бунд ни на минуту не прекращал своей деятельности. Когда ЦК вынужден был в сентябре 1939 года покинуть город, все его руководящие функции взял на себя Абраша Блум. Он, вместе со Шмуэлем Зигельбоймом и в сотрудничестве с мэром Варшавы Старзинским, организовали еврейские представительства, взявшие на себя заботу о каждом жителе города. Уехал почти весь редакционный совет партийной газеты «Folkszajtung»[1]. Но газета продолжала выходить и в ее выпуске принимали участие Абраша Блум, Клог, Клин и другие.

После небольшого перерыва, продолжали работать общественные кухни и столовые. Почти вся партия и члены профсоюза получили финансовую поддержку. Сразу после прихода немцев было сформировано новое ЦК (А. Блум, Л. Клог, С. Новогродская, Б. Гольдштейн, С. Зишельбойм, а позднее А. Шнайдмил и М. Оржех).

В январе 1940 года, после того, как первая подпольная польская радиостанция была раскрыта и разгромлена, началась новая волна массового террора. В течение одной ночи немцы арестовали и убили более 300 человек, в т. ч. общественных деятелей, интеллигенцию и специалистов. Но на этом дело не кончилось. Была создана так называемая «Seuchensperrgebiet» зона, вне которой евреям запрещали жить. Кроме того, евреев вынуждали практически бесплатно работать и на немцев, и на поляков. Но и этого было недостаточно. Миру хотели показать, что евреев ненавидят не только немцы.

Во время праздника Песах 1940 года немецкий Воздушный Корпус спровоцировал еврейский погром. Для этого собрали польских хулиганов, которым платили по 4 злотых за «рабочий день». Первые три дня хулиганы бесчинствовали, не встречая сопротивления. На четвертый день милиция Бунда вышла им навстречу. Четыре уличных сражения произошли на нескольких площадях в районах улиц Сольна (Мировская площадь), Крохмальная (Гржибовская площадь), между Кармелитской и Новолипной улицами, на улицах Ниска и Заменхова. Руководил милицией Бунда товарищ Бернард Гольдштейн.

Тот факт, что ни одна из других активных политических партий не приняла в этом участия, весьма показателен, как пример тогдашнего ошибочного представления евреев о нормах поведения. Более того, практически все прочие партии выступили с осуждением наших действий. Тем не менее, это стало нашей первой реакцией на действия немцев, первым примером активного еврейского сопротивления.

Было необычайно важно, чтоб евреи осознали значение этих событий. Необходимо было показать, что избитые и униженные, мы были все еще способны поднять склоненные головы. Это было целью нашего первого Бюллетеня, отпечатанного на разбитой типографской машине, случайно найденной в школе на Кармелитской улице № 29. Редакцию составили Абраша Блум, Адам Шнайдмил и Бернард Гольдштейн. Но население этот Бюллетень восприняло совершенно равнодушно.