Джек Вэнс - Галактический следопыт

Барон Койрбум поднял ладонь: «Все это останется в тайне, вы меня понимаете? Никому ни слова. В том числе — в особенности — о нашем разговоре не должна ничего знать леди Вела».

«Я согласен выполнить ваше условие».

«В таком случае: какие сведения имели бы для вас существенное значение?»

«Все, что вы можете о нем рассказать».

Лазарь Койрбум начал свое хриплое повествование, прерывавшееся приступами ярости, делавшими его речь почти нечленораздельной: «Я попытался сделать для мальчика все, что мог. Было очевидно, что мать избаловала его и забила ему голову всякой чепухой. Невзирая на ее протесты, я отправил его учиться в лучшую школу на Фессе, в Академию Трепетных Вод. Что ж, он продержался там пару лет, после чего они отправили его домой, чему его мать несказанно обрадовалась, и он снова стал жить с нами. Некоторое время он вел себя тихо и читал какие-то мистические трактаты — вредные глупости! Его мать приказала мне его не тревожить, утверждая, что он готовится к карьере психолога. Потом я заметил, что он больше ничего не читает, и стал беспокоиться. Я нашел его в оранжерее для саженцев — он называл ее своей «лабораторией». Там он ставил эксперименты — представьте себе! — на дочери садовника. Он ее гипнотизировал, накачивал ее какими-то омерзительными наркотиками и подвергал ее всевозможным извращенным издевательствам. Я застал его за этим занятием и выгнал с глаз долой. Его мать была в ужасе и пыталась его оправдывать, но на этот раз мне удалось настоять на своем, и Форенсу пришлось убираться. Я больше не хотел иметь ничего общего с этим подонком. Пару месяцев он прожил у своей тетки, после чего Вела устроила его в Медицинский институт в Наргуйсе, на Гитерсмонде. Естественно, мне пришлось платить по счетам. Насколько я понимаю, он выбрал хирургическую программу и, по всей видимости, преуспел в этом направлении. Его мать больше не упоминает о нем и, кажется, пытается о нем забыть». Барон Лазарь разрезал воздух ладонью: «Это все, что я могу рассказать о Форенсе Дакре — как он изволит себя называть».

«Почему ему не следовало бы называться Форенсом Дакром?»

«Это принципиальный вопрос. Сожительство моей жены и отца Форенса носило неофициальный характер. По законам виттов, внебрачные дети должны носить фамилию матери. Форенс нарушил закон вопреки желаниям матери — предпочел фамилию своего блудного отца, не желая называться ни Койрбумом, ни Воксоноем...»

Глава 8

Через два часа после беседы с Лазарем Койрбумом Хетцель взошел на борт пассажирского космического корабля «Собранад», отправлявшегося на Гитерсмонд. Прибыв в Наргуйс посреди ночи, он сразу направился в отель «Космолюкс», находившийся по другую сторону площади Пратера Хусса. Убедившись в том, что ему не грозит ночлег на улице, он вернулся на площадь и уселся за столиком кафе под открытым небом, малозаметным за прилавками торговцев цветами, работавших, судя по всему, круглосуточно. Официант принес ему графин местного вина и шипящие, только что поджаренные сосиски. «Иногда, — думал Хетцель, — преимущества моей профессии невозможно не оценить по достоинству». Гитерсмонд ему понравился больше Виттенмонда. Воздух на этой планете был явно свежее и прохладнее, небо казалось более широким, высоким, просторным, ветер — по меньшей мере здесь и сейчас — налетал не столь сдержанными, бодрыми порывами. Хетцель решил, что разница в восприятии объяснялась различиями в составе атмосфер. Возможно, атмосфера Гитерсмонда отличалась более высокой концентрацией кислорода. Кто знает? Может быть, такое действие оказывали различные пропорциональные соотношения примесей инертных газов, большее или меньшее содержание углекислого газа, озона, окисей азота или более редких и разреженных газов?

Как сказал древний мудрец, барон Бодиссей Невыразимый, «душа народа отражается в его архитектуре». Хетцель был убежден в справедливости этого афоризма. Сооружения Наргуйса нельзя было назвать аскетическими, упрощенными или суровыми; тем не менее, их фасады производили впечатление не столь изощренно декорированных, как фасады Диет ля. Витты подчеркивали утонченность, в какой-то мере пренебрегая согласованием элементов. У них ни одна кривая не подражала другой, разнообразие преобладало над единством, ни одна текстура не повторялась, если человеческая изобретательность могла заменить ее другой.

Архитекторы Наргуйса, пользуясь сходными декоративными средствами, производили эффект, поразительно отличавшийся от наблюдавшегося на Виттенмонде. Здания Наргуйса выглядели менее капризными и более стильными, кривые здесь были не столь экстравагантны, а логическое сопряжение элементов нередко объединяло различные части и аспекты сооружения. Архитектурным особенностям соответствовали различия в интересах и характере населения. Витты торговали; гитсы проектировали, разрабатывали, изготовляли. Витты продавали товары; гитсы продавали профессиональный опыт. Технические академии гитсов были знамениты по всей Ойкумене, их мастерские и лаборатории постоянно внедряли новые изобретения и усовершенствования (не обязательно, впрочем, находившие полезное практическое применение), а витты радовались возможности продавать их продукцию[7].

Сразу после завтрака Хетцель направился в Наргуйский медицинский институт. Его опыт показывал, что самый прямолинейный подход позволял иногда получить не менее полезные сведения, чем притворство и околичности, к которым он прибегнул на прошлой неделе. Он сразу прошел в информационный центр и обратился к его работнице, представительной молодой женщине в синей униформе с белыми манжетами и отворотами блузы.

«Меня интересует карьера доктора Форенса Дакра, обучавшегося в вашей академии, — сказал Хетцель. — С кем я мог бы посоветоваться по этому вопросу? Может быть, с вами?»

Служащая улыбнулась; явное восхищение Хетцеля ее внешностью не вызывало у нее никакого раздражения: «Как пишутся его имя и фамилия?» Получив соответствующий ответ, девушка несколько раз пробежалась пальцами по клавиатуре, но результаты поиска ее не удовлетворили. Она покачала головой: «Никакой справочной информации. Я вижу, однако, что его карьерой интересовались и другие посетители».

«Возможно, он представился здесь под другим именем — например, как Форенс Воксоной».

«Форенс Воксоной? — пальцы служащей снова застучали по клавишам. — Он учился у нас восемь лет и покинул академию двенадцать лет тому назад».

«И куда он отправился после этого?»

«Не могу знать, сударь, такие сведения мы не регистрируем. По этому поводу вам лучше всего обратиться к его бывшему ректору».