Генри Олди - Кукольник. Куколка. Кукольных дел мастер

Очень хотелось верить в первое.

Вода в душе оказалась слишком горячей. И, похоже, ионизированной — для снятия воспалений кожи. Ноздри терзал кислый запашок; кроме дезинфицирующих добавок, в душевой пахло озоном, как перед грозой. От растертого по телу геля появлялось слабое, зудящее раздражение, которое, впрочем, очень быстро исчезало.

Мелкие пакости бытия Тарталья воспринимал с безразличием смертника, готовясь к решающей, глобальной битве. Он механически выполнял предписанные действия и воздвигал внутри себя бастионы сопротивления.

Пять минут?

Он проторчит под душем вдвое больше!

И не потому, что не хочет видеть кислую рожу офицера. Надо сделать хоть что-то вопреки приказу! Мелочь, пустяк… Лючано скосил глаз на браслет-татуировку. Сколько времени он здесь? Жаль, не догадался засечь. Ничего, отсчитаем еще пять минут — в любом случае «на круг» выйдет больше, чем ему выделили.

«Я человек, а не голем-андроид! У меня есть свобода выбора, куцая, но свобода…»

— Возьми униформу из шестой ячейки и одевайся.

Когда он успел покинуть душевую? Когда вновь предстал перед помпилианцем?! Сколько прошло времени? Лючано не помнил. Открывая шестую ячейку, он глянул на часы.

Из дополнительных пяти минут, которые он себе положил, прошло всего две.

Комплект униформы составляли хлопчатобумажные штаны на завязках, роба серого, мышиного цвета — и эластичные тапочки-безразмерки. Пока Лючано одевался, офицер связался с кем-то по уникому.

— Иди по коридору налево. На лифте спустишься на нулевой уровень, в ходовой отсек. Дверь в отсек — напротив лифта. Войдешь, доложишься дежурному сервус-контролеру. Он укажет тебе рабочее место.

Офицер цедил слова с отменным равнодушием, глядя мимо раба.

«Нахамить помпилианцу? Ведь приказа „Не хамить!“ нам, кажется, не давали?!»

— Да, господин.

— Иди.

И Тарталья пошел.

В тупом недоумении он спустился на «нулевку», в ходовой отсек. За дверью оказался тамбур. Здесь его ждал знакомый сервус-контролер I класса Марк Славий, успев покинуть каюту легата Тумидуса.

— Раб Борготта для работы прибыл.

«Словно умелый невропаст подкинул кукле нужную реплику. Как же они это делают? У Тумидуса — сотни, если не тысячи рабов! Как он управляется со всеми, ни на минуту не ослабляя контроль? Им ведь надо держать нас на поводке, даже когда они спят!»

Сервус-контролер зевнул, и не подумав прикрыть рот ладонью.

Вид у Марка Славия был усталый.

— Твое место — 241-b, второй ярус. Вверх по лестнице, правый ряд. Когда сядешь — пристегнись. К работе приступать по команде.

Хлопок ладони по идентификатору — и перед Лючано распахнулась внутренняя дверь тамбура.

Ровные ряды одинаковых кресел уходили вдаль, теряясь в полумраке. Торчали высокие и жесткие подголовники, словно стойки в шляпном магазине. Понять, сколь велик ходовой отсек галеры, не представлялось возможным. На освещении помпилианцы экономили: «живые батареи», разгоняющие корабль, вполне могли работать и в темноте.

«Надо еще сказать спасибо за светильники под потолком — тусклые, допотопные…»

По гулкой лестнице Лючано поднялся на второй ярус, благодаря наличию которого «Этна» относилась к классу бирем. Он двинулся по проходу, отмечая мимоходом, что все кресла уже заняты. Равнодушные люди в серых робах сидели, пристегнувшись и откинувшись на спинки. Кое-кто с вялым интересом проводил его взглядом, но большинство не обратили никакого внимания на нового собрата по несчастью.

Поражало необычайное разнообразие здешнего «контингента»: загорелые уроженцы «варварских» планет, бледнокожие техноложцы, вудуны, вехдены, брамайны; мужчины и женщины, подростки и люди в возрасте. Складывалось впечатление, что в ходовом отсеке собрали представителей всех известных рас и народов.

Кроме, разумеется, помпилианцев.

«Странно. У них ведь есть исконные, потомственные рабы. Говорят, таких выращивают в специальных инкубаторах от женщин-маток путем искусственного осеменения. Врут, наверное. А тут — сплошь инопланетники…»

На месте 241-a, у стены, сидела, безразлично уставясь в спинку переднего кресла, смуглая брамайни средних лет. Правильные, чуть мелковатые черты лица; родимое пятно между бровей не подкрашено киноварью, что для брамайнских женщин — вопиющее нарушение традиций. Роба скрадывала очертания фигуры, отчего неподвижная рабыня походила на скверно наряженную, забытую в кресле куклу.

«Все мы здесь куклы, — подумал Лючано, занимая свободное место рядом с брамайни. — Все скверно одеты. Разница лишь в том, что о нас не забыли. О нас помнит хозяин, добрый, всевидящий, всемогущий хозяин, три вилки ему в печень…»

Пристегиваясь, он поздоровался на унилингве.

Женщина вздрогнула, с удивлением глянув на соседа.

— А-а, новенький, — наконец догадалась она, словно простейшее умозаключение потребовало от нее колоссальных усилий, и кивнула. — Здравствуйте.

И вновь уставилась в спинку кресла, как если бы смотрела транс-фильм в психиатрической лечебнице.

Справа, через проход, на местах 241-e и 241-d обосновались близнецы: мальчик и девочка лет десяти. Оба конопатые, курносые, с огненно-рыжими шевелюрами. Точь-в-точь юные сорванцы-хулиганы, как их любят изображать в анимированных комиксах. Вот только лица у близнецов были отрешенные, будто тронутые инеем. И не потому, что дети — рабы.

Потому что — гематры.

Близнецы уставились на Лючано двумя парами глаз. Синхронно моргнули — так делают моментальный снимок, откладывая его в архив памяти, в строго пронумерованную ячейку. Затем переглянулись и молча, не сказав ни слова, отвернулись.

Тарталью передернуло. Он привык к скупым жестам и каменным личинам взрослых гематров. Оба Шармаля, младший и старший, тому пример. Но усеченная, урезанная мимика детских лиц, сквозь которую тщетно пытались пробиться эмоции, еще не угасшие с возрастом… Казалось, ребенку намеренно недодают ласки, тепла, заботы. И в недостаче следовало упрекнуть не родителей, а законы эволюции.

Лючано понимал, что не прав, что дело обстоит совсем иначе.

Но ничего не мог поделать с внутренним предубеждением.

— Всем занять свои места согласно расписанию взлета, — обрушился сверху лязгающий голос, ни капельки не похожий на контральто бортовых информателл. — Объявляется пятиминутная готовность.