Сергей Булыга - Ведьмино отродье

Да, вдруг зажмурился, долго сидел не шевелясь, потом открыл глаза и сам не зная почему, спросил. Правда, совсем не то:

- А... время, оно растяжимо?

Эн поднял брови, помолчал, потом сказал:

- Конечно. Вот в детстве - помнишь? - дни просто летят, а в старости... Давай, давай, не отвлекайся! Я буду говорить, а ты работай.

Ну что ж, пусть пока будет так. Рыжий работал, мастер говорил. Точнее, рассуждал. И не о пустяках уже - всерьез. Порою сам с собою спорил. То есть начнет о чем-то говорить... а после сам же себя перебьет:

- Нет, все не так. Я был не прав. Точнее будет вот как...

И начинает заново. Но это если сам с собой. А вот возражений от Рыжего он просто не терпел! Мог закричать, мог нагрубить. Потом не извинялся замолкал, сопел и не смотрел в глаза... И вдруг опять:

- Да, время! Объективное и субъективное. А время нации? Но чтобы разбирать подобное понятие, мы прежде всего должны решить такой весьма принципиальный вопрос: а что есть нация - объект или субъект? Если субъект, тогда мы можем говорить о жизни нации, то есть о ее рождении, взрослении, потом старении и, наконец, смерти - естественной или насильственной. Ну и конечно же при этом нельзя будет отбрасывать и такие объективные причины, как ее состав и численность, природные условия, в которых она вынуждена существовать, а также и ее соседей, которые, как правило, ей только мешают. А если же она объект, то тогда...

И вдруг, забыв о нации, он, скажем, брался рассуждать о колебаниях во времени - в доли секунд, почти неуловимых, - и утверждал, будто причина этому лежит в движении планет вокруг Солнца. То есть полнейшее безумие! Ибо причем здесь Солнце? Или... Как знать, как знать. Рыжий, застыв, во все глаза смотрел на мастера, а тот вновь рассуждал о нации, о государстве, эволюции. О роке. И о смерти. Об экспоненте времени - то есть о том, что будто бы перед нашей смертью время в нашем объективном сознании вдруг резко замедляется, и поэтому наши последние мгновения могут вместить в себя такое огромное количество...

И вдруг, словно очнувшись от нахлынувших на него видений, мастер Эн замолкал, насмешливо смотрел по сторонам, а после с гордым видом говорил:

- Часы! А что такое часы? Вот, принесли мне их, я их чиню и с этого живу. Только часы - это не время, а самый что ни на есть банальный хронометраж, набор закостеневших цифр. А вот настоящее, истинное Время оно всегда живое и подвижное. Вот, например...

И снова принимался рассуждать - теперь уже о петлях времени, о норах времени, попав в которые, ты можешь двигаться вперед или назад по шкале времени. То есть по своему собственному желанию, посещать - свое или чужое - будущее или же прошлое. Да, прямо вот такое, вот прямо в глаза говорил - и еще улыбался. Зачем ему все это было нужно? И что он в это время думал? Рыжий не знал на то ответа. Шли дни. Перечинив все бывшие у мастера часы, Рыжий спросил, что ему теперь делать дальше.

- Как это что? - не понял мастер. - Клиентов нет, значит, опять чини. Или чего, хочешь сидеть без дела?

Рыжий не спорил, не решился. Вновь разбирал и собирал и без того исправные часы. И слушал мастера. Тот говорил:

- Жизнь - это как река. А мы - как листья на ее поверхности. И Время нас несет. Время - это течение Жизни. И вот оно, это течение, может сделать так, что чья-то жизнь промчится очень быстро, ну хоть в один день. А может взять и закружить тебя в водовороте. И утопить. А может и такое... Да! Вот, над рекой, бывает, нависают ветки. Ну так чего зевать? Схватись за них, повисни, подтянись. И ты тогда... ты что, не понял, что тогда? Тогда работай!

И Рыжий работал. И напряженно думал. Примечал. А когда понял, что его догадка не столь уж и бессмысленна, какой она ему показалась в самом начале, то он тогда... Нет, он еще три дня молчал, и лишь потом решился и спросил:

- Так... ты, значит, висишь?

Эн засмеялся и сказал:

- Нет, я сижу. Смотрю, как вас несет. И думаю, какие вы глупцы! Ведь ветка, она рядом!

- И ты, - Рыжий сглотнул слюну, - давно уже вот так?

Эн сразу не ответил. Отвел глаза, задумался... И лишь потом, все так же глядя в сторону, негромко сказал:

- Да, уже сорок лет. Я, правда, не могу отсюда, из этой мастерской, выйти. Там меня сразу подхватит течение. Да и другим войти ко мне... Только условный стук и открывает мою дверь. Ты ж знаешь. Ты, я слышал, уже не раз пробовал открыть ее без стука. Ведь так?

Рыжий молчал. Эн встал. Глаза их снова встретились. В глазах, учил Сэнтей, можно прочесть все, что захочешь. В глазах - судьба и нрав, и мысли, чувства, прошлое. А здесь... Рыжий невольно вздрогнул. Глаза у мастера были на этот раз совсем другие; не те, почти бесцветные, слезливые, а... чернота, сплошная тьма была в них, вот и все, и больше ничего, как ни смотри. Рыжий, поежившись, спросил:

- И... нравится... вот так вот... сорок лет?

Эн зло оскалился и с вызовом сказал:

- А что?! Ты думаешь, что я много чего за эти годы потерял? Я, может, ты хочешь сказать, что-то важное пропустил? Чего-то интересного не увидел? Или, наконец, ты думаешь, что я за это время мог что-то просто-напросто забыть? Только зачем мне выходить, чтобы вспомнить? Бурк и весь Мэг, да и Тернтерц, Даляния, Фурляндия, Ганьбэй... Вот здесь они все! - и он постучал себя согнутым пальцем по лбу. - Здесь! Понял? Вот...

Эн сел к столу, взял в лапы винтик, повертел его и отшвырнул. Винтик скатился со стола, упал. Рыжий хотел его поднять...

- Не надо, - сказал Эн. - Сиди.

Сидели. И молчали. Вдруг Эн опять заговорил:

- Зачем все это? Суета. Пустышка. Я - сам в себе. И ты - в себе, только ты этого еще не понял. А может, и понял, да просто не хочешь себе в этом признаваться. А время, что оно дает? Только несет нас к смерти, вот и все. А смерть есть тьма и пустота и глухота, смерть есть полнейшее Ничто. Ибо другой, потусторонней, жизни нет - ведь нет другого Времени. Нет. Нет!

Эн снова замолчал и нервно, сам того не замечая, тер лапой по столу, царапал на нем полировку. Потом сказал:

- Вот так вот и сижу. Я не спешу, ибо здесь время... Нет, время здесь не остановлено, а просто оно как в стенных часах - ходит, ходит по кругу; утро, день, вечер, ночь - и снова утро. С той же самой точки. Здесь время циферблат. Да нет: змея, схватившая саму себя за хвост. А дней недели, месяцев... здесь у меня нет уже сорок лет. И потому я, каким тогда здесь закрылся, такой и сейчас. И все мое со мной. Мне даже есть - и то не нужно, ведь сутки можно потерпеть, не так ли?

Рыжий промолчал. Эн засмеялся и сказал:

- Вот так я и живу. Чиню часы и думаю. Порой ко мне приходит кто-нибудь из братьев, приносит новые книги. Я их с интересом читаю. И снова думаю. И это очень просто: привыкаешь. Если ты хочешь, то я и тебя научу, и ты тогда тоже будешь, как я...

И замолчал. И вновь: глаза в глаза. Глаза его были без дна. Ждал. Затаившись, поджидал...