Феликс Дымов - Полторы сосульки (Сборник фантастики)

— О чем? — Это, конечно, Маргарита с ее галантностью, как у того робота.

— Об эгоизме. Об аномалиях. О том, что один человек ничего не решает.

— Но все это первоисточники, Лина! — добродушно пробасил Эдик.

— Их тоже писали бородатые мальчики вроде вас. И наверное так же увлекались даджболом. А девочки рядом зря себе выдумывали сиреневые глаза.

Все как по команде взглянули на стол Иечки Стукман.

— Послушай, молодое дарование! — Ростик, загадочно улыбаясь, высунулся из-под шлема. — Бросай свою палеофренологию, переходи к нам. С такой головой мы тебя быстро остепеним.

— Нет уж. Лучше вы к нам, дорогие психологи. Я имею в виду — к людям. Кончайте играть в ваши кошки-мышки, Кешки-Мимишки! Умоляю, вернитесь к человеку. А то опоздаете.

— Интересно, из каких астрологических справочников ты черпаешь информацию?

— Думаете, зря переполошились эриннии? Гибель одной цивилизации они уже пережили.

— Кстати, об эринниях. — Ростик посерьезнел. — Готов спорить и ставлю за это свое место в центре нападения против… — Он нарочно сделал паузу.

— Кубинской марки с черепахами! — принял пари Эдик.

— Двух пирожных, которые я не съем завтра за обедом! — с комическим вздохом предложил Гуннар.

— Детективных очков Яниса!

— Секрета расцветки моих галстуков!

— Нет, коллеги. Против улыбки нашей очаровательной Кассандры.

— Неоригинально, но все равно приятно. Принимаю, — согласилась Лина.

— Так вот. Спорим, что все эти угрюмые цветики взволнованы не фактом предполагаемой смерти какого-то нетопыря, а общим уровнем жестокости в лаборатории. На неожиданный жест «укротительницы» не последовало ни слова протеста. Кто-то удивленно свистнул:

— Доказательства, шеф?

— Попробую. Эринниям ничего не известно про мои гермески, так?

— Кроме нашей, которую ты приволок с выставки и самолично пестовал, — уточнил Гуннар.

— Одна она дела не меняет, пусть будет контрольный экземпляр. Если прав Слуцкий, эриннии отреагируют так же, как и с Кешкой: падут ниц.

— Постой! — Лина внезапно схватила его за руку. — Не сегодня, пожалуйста.

— Что ты себе позволяешь? — возмутилась Маргарита, но шеф мягко отстранил ее:

— Прости, Лина, не понял.

— Хватит на сегодня.

— На этот счет существует два мнения: одно мое, другое — ошибочное.

— Не балагань, Ростислав! Я знаю твое отношение ко мне, мне оно безразлично. Так вот заклинаю тебя самым дорогим: отложи что задумал. Пусть это тебе покажется смешным и нелогичным, но я прошу, посмотри на эринний: сегодня твое везение кончилось. Не хочешь мне — им поверь!

Лина махнула рукой — цветы согласно качнули головами.

— Теряем время! — не выдержала Маргарита.

— Погоди, Рита. Пусть человек выскажется.

— «Выскажется»! Будто я могу что-нибудь объяснить. Да, я ненормальная, психованная, называй как хочешь, только услышь. Сдайся, пережди, но согласись! Ты сильный, лихой, удачливый, что тебе стоит один раз уступить? Ведь тебе все равно. В конце концов, бывают такие случаи, когда надо вслепую поверить, а? Просто так. На слово. Без доказательств. Хотя бы из оригинальности. Чтоб потом похвастаться…

— Пока еще здесь я командую, девушка, — парировал шеф. — На правах начальника сектора, разумеется. Вперед, друзья!

Лина отвернулась от него, пошла на психологов:

— А вы чего стоите? Уговаривайте! Удерживайте! Не пускайте! Боитесь? Как же, одна девчонка целую лабораторию переубедила. Заставила решать — вопреки логике, не думая… Но у меня больше ничего нет против вашей голой логики, парни, чтоб ей тут вот так и засохнуть! Только боль и крик…

Она повернулась к Раллю, звенящим голосом спросила:

— Ралль! А ты почему молчишь? Ты-то ведь знаешь… Не молчи. Скажи им. Тебя они послушают.

Но Ралль не разжал губ. Он не знал, он просто чувствовал в отчаянной тишине, что ему плохо. А будет еще хуже. На мгновение Линка в его глазах слилась с поверженной в прах эриннией. Она искала его взгляда. Но Ралль не поднял глаз, не шагнул навстречу. Не столько из опасения выглядеть смешным, сколько из страха выйти в мир с неточными, неопределенными мерками — ощущением и настроением. Нужно было сделать усилие, чтобы покинуть стандартный поток чужих мыслей и удобных поступков. А у него на такое усилие уже недоставало решимости. В чем-то он предавал сейчас и Ростика и Линку. И все же не мог заставить себя вмешаться.

— Ну, братцы, довольно слов! — Шеф благословляющим жестом воздел длань. — Теперь я просто обязан выбить лирические сомнения из наших рациональных душ. Иначе я перестану себя уважать. А эмоции, девушка, сохрани для Джеральда. У него на них больше прав. Давайте, коллеги!

Ростик подпрыгнул, завис в метре от пола, скрестил руки на груди. Психологи ринулись к нему, спинами загородили от настойчивых Линкиных глаз.

— Я не хочу-у! — закричала девушка, утыкаясь Раллю в плечо. — Задержи их, Ралль! Запрети…

Ралль машинально погладил ее по голове — отстранение, даже равнодушно, как мимоходом утешил бы незнакомого плачущего ребенка. Он ничего не понимал. Какая-то стена встала между ним с его работой и Линкой с эринниями. Стена становилась тем неразделимее, чем крепче втискивалась Линка в его плечо. Он нащупал на Линкиной шее тоненькую платиновую цепочку, на которой — он знал — висит серебряная скифская монетка. Накрутил цепочку на палец. Отпустил. Поверх тугого узла Линкиных волос смотрел и смотрел в «манин» экран.

Психологи раскачали Роську, метнули за окно. Кое-кто высыпал следом — снижались, кувыркались, приплясывали на лету. Но фигурка в профессорском свитере вытянулась, стремительно обогнала всех. Истошный вопль прорезал двор.

— Ого! Шеф в своем репертуаре.

— Что ни спуск, то экспромт!

— Ха-ха, в этот раз он даже клумбу не пощадил.

Роськино тело проломило зелень, скомкалось, врываясь в мягкую почву, смешалось с изломанными и опрокинутыми цветами. Медленно, в два движения выпростал головку с необлетевшими лепестками алый тюльпан…

Маргарита подлетела первой, повисела над клумбой, подняла к небу застывшее, без выражения лицо. «Маня» на весь экран выхватила ее потерянные глаза, в уголках которых быстро накапливались слезинки. И за эти вот глаза, за эти слезы Ралль сразу простил ей все ее дурацкие выходки. «Обыкновенная баба, — подумал он. — Влюбленная, сентиментальная, гордая, а все равно баба!»

Как в замедленной съемке беззвучно опрокинулся желтый кубик с отпиленной гранью. Эринния надломилась. И тихо повалилась на пол. Остальные уже лежали в марсианской пыли, бессильно разбросав мохнатые листики-руки.