Абдухаким Фазылов - Судьбы вертящееся колесо

Фархад едва переставлял ноги, налитые свинцом, по крутым ступенькам. Приходилось придерживаться за шершавую стену. Вдруг он почувствовал, что пальцы скользят по каким-то выпуклостям. Он остановился, зажег спичку и увидел, что стена покрыта рельефными сюжетами довольно тонкой работы. Рисунок был настолько четким и законченным, что Фархад, забыв на время про усталость, поспешно зажигая одну за другой последние спички, стал торопливо «читать» странные сюжеты. В них неизменно повторялось одно и то же — небольшая группа людей, то оживленно обсуждая что-то, то молчаливо, но всегда с ясно выраженным удивлением на лицах, наблюдала за видами грандиозных дворцов, стоящих почему-то не на земле, а как бы висящих на небе. От сюжета к сюжету дворцы сменяли друг друга. Здесь было все им увиденное — знакомые очертания древнеегипетских храмов, колоннады античной Греции, силуэты спиральных башен Вавилона… На одном из каменных рисунков все они присутствовали одновременно. Разные цивилизации располагались на разных уровнях, создавая многоэтажную композицию. Все та же группа людей сосредоточенно наблюдала за всей этой картиной, вскинув головы. Восторг, изумление людей были экспрессивно переданы в их позах, жестах…

Спички кончились. Фархад в отчаянии бросил коробок и, как слепой, начал прощупывать рельефы, в надежде узнать еще какие-нибудь подробности изображаемых сцен. Но было это бесполезно — его пальцы не имели опыта, а тем более чувствительности пальцев слепых. А сюжеты продолжались. Интуиция подсказывала Фархаду, что в них кроется разгадка тайны башни-цитадели. Чего бы он сейчас не отдал за коробку спичек! Но у него и не было сейчас ничего…

Он продолжал подниматься. Наконец под ногами заскрипел песок, донося шум ветра. Сделав еще один виток, он вышел наружу, где в темной мгле бушевала песчаная буря.

Стоя здесь, уцепившись за обломки верхнего разрушенного яруса башни, Фархад представил неповторимую панораму города, его улиц, здания, которые можно было бы видеть отсюда и которые лежат теперь под пятидесятиметровым слоем песка…

Борьба за жизнь началась, когда песок поднялся сюда — на самую высокую точку крепости. Только теперь он по-настоящему понял, как ничтожно мал его шанс на спасение в единоборстве с ветром и, точнее, это было одно целое, песком. Он заставлял себя, превозмогая свинцовую усталость и сон, непрерывно двигаться. Но скоро силы начали оставлять его…

Фархад очнулся от жгучих лучей солнца. Он лежал полузасыпанный, ощущая мучительную боль в суставах и царапающую сухость в горле. Не было ни желания, ни сил двигаться. Он с трудом освободился от песка, нащупал на поясе флягу. Несколько освежающих глотков — и он встал, превозмогая слабость и головокружение.

Вокруг лежали бескрайние пески. Ни ветерка. От вчерашней трагедии не осталось и следа. Фархадом вдруг овладело невыносимое и невосполнимое чувство опустошенности. Не оглядываясь, он поплелся по барханам на запад…

Около полудня Фархад, измученный жарой и ходьбой по сыпучим пескам, далеко впереди увидел большую воду. Это был мираж. Откуда взяться здесь воде? И в такт тяжким шагам, вполголоса повторял:

— В пустынях бывают миражи… В пустынях бывают миражи… Не надо на них обращать внимания…

Вдруг он остановился, уставившись на играющую бликами синюю гладь водного простора впереди, потом невольно опустился на горячий песок.

Мираж! Не мираж ли поражал тех хорезмийцев? Разве не это явление было запечатлено на рельефных рисунках лестничного коридора? Неспроста ведь дворцы те были изображены как бы висящими в воздухе, а иногда, как он сейчас понимал, с явными признаками характерных оптических искажений.

Мираж, рисующий на небе страны, удаленные на тысячи километров! У Фархада на миг остановилось дыхание от такой догадки.

Но возможно ли такое вообще? Он пытался вспомнить все, что знал про миражи в пустынях, на морях… Да, иногда, вводя путников в заблуждение, возникают призрачные образы объектов, удаленных на десятки километров.

Но здесь, занимая почти половину неба, появлялись смутные очертания целых городов, а порой гигантские изображения отдельных строений, скульптур, находящихся за тысячи километров отсюда… Может быть, какие-то особые климатические условия, установившиеся над этой частью планеты в те далекие времена, способствовали появлению время от времени таких грандиозных видений? А изображения интерьеров?.. Или это уже фантазия зодчих и художников прошлого? Фархад продолжал брести на запад… Вспоминались новые подробности, связанные с миражами… Для их возникновения обязательно существование довольно резкой границы между двумя смежными слоями воздуха с различной температурой, следовательно, и плотностью. Отраженные от отдельных предметов, солнечные лучи, преломляясь на этой границе, создают их изображение совсем в других местах… Жара становилась нестерпимой. «Почему меня не ищут? Решили дать возможность немного прогуляться по пескам?..»

Видимо, изредка, в определенное время года, над этими местами появлялись призрачные изображения загадочных городов. Люди уже ждали этих дней. От поколения к поколению передавались рассказы о чудесных дворцах «обитаемого» неба, обрастая подробностями. И цари повелевали строителям подражать чуду… В небе древнего Хорезма как бы открывалось окно в неизведанные страны. Это мощный слой нагретого, разреженного воздуха, образовавшийся в силу каких-то трансконтинентальных конвективных потоков на высоте нескольких километров, перекидывал мост между отдаленными странами. Свет, попадающий в этот слой от земных предметов, неся в себе их почти неискаженный образ, постепенно искривлялся, огибая Землю, и, пройдя таким образом огромные расстояния, возвращался на землю здесь. Это были самые грандиозные миражи, когда-либо возникавшие на Земле!

Быть может, когда-нибудь людям станет под силу искусственно создавать такие условия. Специальные службы планеты по необходимости будут устраивать «прямую передачу» оптического изображения важнейших событий, жизни целых городов на дальние расстояния…

Вода кончилась. Но оставаться на месте он не мог. Движение, казалось, немного облегчает действие жары. Он шел и шел, хотя голова раскалывалась, мысли путались…

Вспомнился тот рисунок, где семь картин известнейших цивилизаций были изображены одновременно, одна над другой. «Семь разных культур, семь различных миров древности. Семь, семь… Не отсюда ли пришло нашим предкам представление о семи сферах вселенной?»

Великие поэты средневекового Востока воспевали прекрасные дворцы, построенные в стиле культур разных народов. Часто число дворцов в их дастанах равняется семи… Вспомнились обрывки прочитанных еще в детстве историй из «Семи планет» Навои… Возвышенные поэтические строки повествовали о том, как «цари семи частей земли», чтобы отвлечь смертельно больного шаха Бахрама от скорбных дум, от тоски по красавице Диларам, построили ему семь невиданных по красоте дворцов. Проводя по очереди свои дни в них, шах как бы переносился в различные страны света, путешествовал по ним…