Фредерик Пол - Операция «Венера»

Даже сам Колби не слышал своих последних слов. В зале поднялся рёв, подобный урагану.

Глава 19

Мысленно воспроизводя теперь то, что произошло в следующие безумные четверть часа, вижу, как передо мной всё мелькает и исчезает, словно в бешено вращающемся калейдоскопе. Но некоторые картины, выхваченные из цепи событий, как бы застыли в моей памяти.

Море презрения и гнева, бушующее вокруг меня: искажённое лицо президента, что-то кричащего звукомеханику; гневный взгляд председателя палаты, безуспешно пытающегося дотянуться до меня…

Весь этот вихрь внезапно улёгся и замер, когда раздался похожий на гром голос президента, транслируемый через усилители:

— Объявляю заседание закрытым!.. — До сих пор передо мною ещё стоят изумлённые лица членов конгресса, буквально остолбеневших от столь невероятной смелости. И действительно, маленький человечек в эту минуту был по-своему величествен. Прежде чем кто-либо успел опомниться, он хлопнул в ладоши — переданный усилителями хлопок прогремел, подобно взрыву бомбы, — и меня окружил взвод франтовато одетых солдат из личной охраны президента…

— Уведите его, — с пафосом произнёс президент, сопровождая свои слова величественным жестом. В ту же секунду я был снят с трибуны. Пока конгрессмены всё ещё приходили в себя, президент успел проводить меня до выхода. Лицо его побледнело от испуга, но он шепнул мне:

— Долго это не продлится. Но на выяснения и запросы им понадобится всё утро. Да хранит вас Бог, мистер Кортней.

И он вернулся в зал, чтобы, встретиться с ними лицом к лицу. Должно быть, вид у него был более мужественный, чем у первых христиан, выходивших на арену во времена императора Калигулы.

Меня сопровождала личная охрана президента, почётные выпускники академии агентства «Бринк». Лейтенант не проронил ни слова, но когда президент дал ему клочок бумаги со своим распоряжением, я без труда прочёл на его лице еле сдерживаемое отвращение. Было ясно, что лейтенанту не по душе то, что ему велят делать, но я не сомневался, что он выполнит приказ.

Меня доставили на аэродром Анакостия в пригороде Вашингтона и посадили в личный самолёт президента. Охрана всё время оставалась со мной, меня даже покормили, и один из стражей играл со мной в карты, пока самолёт находился в воздухе. Но никто из них не пожелал обменяться со мной хотя бы словом.

Летели мы довольно долго на громоздком старомодном роскошном лайнере, на котором по традиции полагалось летать президенту. Потом долго шли на посадку, и, глядя вниз, я видел, как под нами проплывает серая полоса посадочной дорожки. Когда наконец мы приземлились, уже стемнело.

Томясь в ожидании, я беспокоился только об одном: удалось ли Кэти благополучно выбраться из Вашингтона, увижу ли я её снова? Лейтенант куда-то исчез.

Я ждал, перебирая в памяти вопросы, которые мучили меня и прежде, но от которых я всегда отмахивался. Теперь, когда у меня было столько свободного времени, а будущее представлялось таким неопределённым, я снова вернулся к ним и попробовал разобраться.

Например, — Кэти, Мэтт Ренстед и Джек О'Ши — они сговорились и в буквальном смысле слова загнали меня к чёрту на кулички. Хорошо. Всё, что было потом, мне понятно. Ну, а смерть Эстер? Когда думаешь об этом, становится непонятным всё поведение Ренстеда.

Если «консы» за межпланетные полёты, тогда почему Ренстед в Калифорнии саботировал испытания рекламы? В этом нет ни малейшего сомнения, да и его доверенный сам признался. Может, тут двойная игра? Может, Ренстед делает вид, что он «конс», который делает вид, что он работник рекламы… А на самом деле?..

Теперь я уже совсем по другой причине хотел как можно скорее увидеть Кэти.

Лейтенант вернулся только в полночь.

— Всё в порядке. Вас ждёт кеб. Водитель знает, куда ехать.

Я вылез из самолёта и расправил онемевшие члены.

— Благодарю, — смущённо сказал я.

Лейтенант аккуратно сплюнул прямо мне под ноги. Дверца самолёта захлопнулась, и я поспешил поскорее убраться со взлётной дорожки.

Кебмен был мексиканцем. Я попробовал было задать ему вопрос по-английски, но не получил ответа. Тогда я попытался заговорить с ним на том ломаном испанском, на котором довольно успешно изъяснялся на плантациях «Хлорелла»; он в недоумении посмотрел на меня. Существовало по меньшей мере полсотни немаловажных причин, по которым я не должен был садиться в этот кеб, пока не уясню себе, что происходит. Но, поразмыслив, я понял, что выбора у меня нет. Лейтенант честно выполнил приказ президента, и я представил себе, как теперь его жалкий умишко служаки уже строит планы, кому бы намекнуть, где сейчас можно найти известного «конса» Митчела Кортнея.

Теперь я — лёгкая добыча, только кто первый сцапает меня, полиция или Таунтон? Не стоило над этим долго ломать голову.

И я сел в кеб.

Уже одно то, что водитель был мексиканцем, казалось, должно было подсказать мне, где мы находимся. Но лишь увидев огромный корпус ракеты, отражающей звёздное небо, я сообразил, что попал в Аризону, и только сейчас понял, как много сделал для меня президент.

Отряд из агентов Пинкертона и нашей охраны окружил меня и поспешно провёл мимо будок с часовыми, через пустынную площадку, к ракете. Начальник охраны большим и указательным пальцем изобразил нечто вроде полумесяца.

— Вы в безопасности, мистер Кортней.

— Но я не собираюсь лететь на Венеру! — протестующе воскликнул я.

В ответ он громко рассмеялся.

Спешка, а потом ожидание. Спешить и ждать — вот теперь мой удел. Мне предстояло долгое, тоскливое путешествие. И здесь, и там, куда я летел, творилось непонятное, но я не мог чему-либо помешать. Мне даже не дали времени подумать. Кто-то схватил меня сзади за брюки и бесцеремонно втолкнул в ракету. Меня скорее поволокли, чем повели к подвесной койке, уложили на неё, застегнули ремни и оставили одного.

Койку то раскачивало, то встряхивало, а на грудь мне словно навалилась дюжина великанов. Прощай, Кэти, прощай фирма «Шокен». Хочу я того или нет, но я лечу на Венеру.

Однако я слишком поторопился попрощаться с Кэти.

Именно она расстегнула ремни моей койки, когда ракета вышла на орбиту.

Я встал и поплыл, неловко болтаясь из стороны в сторону под действием невесомости, потом потёр занемевшую спину. Затем открыл рот, чтобы сказать, как я счастлив, но вместо этого лишь беспомощно пропищал:

— Кэти!

Я не произнёс блестящей речи — просто не было времени, да и губы у меня были заняты. Я целовал Кэти.

Вдруг в нашу кабину влез, улыбаясь во весь рот, субъект с нашивками лейтенанта.